Молчали долго.
— Теперь мне всё понятно, — наконец сказал Берёзов. — Мы у фрицев под колпаком были. Они нас специально не трогали — видели, что мы посадочную полосу готовим. А как только мы зажигали сигнальные огни, они нас накрывали. Как же её звали, эту суку?
— Матильдой её звали, — прошептал Китин и заплакал. Крупные мужские слёзы катились по небритому лицу, растворяясь в седой щетине у подбородка.
— И ведь запрещено было, — прошептал Китин. — Я её пожалел, не пристрелил… Глаза у неё были жалобные… Как у ребёнка…
Фёдор Кузьмич подошёл к Китину, присел рядом, обнял его за плечи. Выговорил задумчиво:
— Может, это всё и неправда. Легенда. Чего только народ не сочинит.
— Ты думаешь? — с надеждой спросил Китин.
— Конечно, — сказал Фёдор Кузьмич. — Ты был хорошим командиром. Настоящим. Мы тебя любили. Правда, Костя?
Берёзов секунду помедлил и подтвердил:
— Правда.
— Только бы Коля не умер, — прошептал Китин. — Только бы не умер…
В дверь тихонько постучали. Потом между дверными створками возникла щель, в которую протиснулась Вера, она остановилась на пороге и улыбнулась:
— Здравствуйте!
Помолчала. Спросила:
— Что вы на меня так смотрите?
— Соскучились, — сказал Фёдор Кузьмич.
— Папа сказал, вас выпустят сегодня, я вам одежду принесла. Мы всё почистили, отутюжили, костюмы как новые… почти. В три часа будем обелиск открывать. Вы не возражаете?
— Нет… — сказал Китин. — Извините, Вера, что у вас с нами столько хлопот.
— Ну что вы! — смутилась Вера. — Это совсем не трудно…
Мужчины переглянулись. О чём они думали? О странных сюжетах, которые сочиняет судьба? Об этой девочке, которая, сама того не зная, лишила покоя стариковские ночи? О её улыбке — может быть очень похожей на улыбку того, другого человека, когда-то чуть не погубившего всех их? Кто знает…
Два часа спустя Вера снова вела их по школьным лабиринтам, напоминающим склад стройматериалов после бомбёжки. Они пробирались между кучами кирпича и строительного мусора, рискуя снова изничтожить многострадальные — и когда-то парадные — костюмы.
— Может, не надо, а? — жалобно пробасил Фёдор Кузьмич. — Может, просто подойдём к ним, и всё? А?