— Спокойной ночи, — ответил Гуля. Открыл рот, собираясь что-то возразить, но удержался и промолчал.
Мерно тикал будильник. На часах было шесть утра. Гуля покосился на будильник и осторожно стал выбираться из-под одеяла.
— Вы куда? — спросила Наташа. В её голосе не было даже намёка на сон.
— Вы не спите?
— Сплю, — сказала Наташа. Она лежала, уставившись в белый потолок неподвижными глазами, и о чём-то — видимо уже давно — думала.
В комнате было совсем светло. За окном сверкало розовое море.
— Я встаю, — тихо объяснил Гуля. — Он может в любую минуту приехать. Будет неудобно, если он застанет нас в одной постели.
— Господи! — вздохнула Наташа. — Ну откуда в такую рань самолёты?!
— Мало ли что! — сказал Гуля. Захватил рубашку и джинсы и ушёл в ванную.
В ванной был необыкновенно аккуратен, и на этот раз не перепутал зубную пасту с пеной для бритья…
Они мрачно сидели на креслах, гипнотизируя входную дверь. Дверь была светло-жёлтая, облицованная дубовой фанерой.
Кресла стояли симметрично: одно в левом углу, другое — в правом. Свободное пространство между ними занимал журнальный столик.
За дверью раздавались шаги. Кто-то приближался, останавливался, шёл дальше. Это повторялось относительно часто — коридор оказался оживлённой транспортной артерией — и каждый раз Гуля и Наташа с напряжённым вниманием прислушивались. Шаги стихали, унося с собой напряжение — до следующего шороха коридорной дорожки.
В дверь постучали. Гуля дёрнулся и замер. Неожиданно сорвавшимся голосом пискнул:
— Войдите!..
Вошла горничная. Извинилась и тут же вышла.
Потом дверь без стука отворилась и в комнату вошёл красивый молодой человек баскетбольного роста.
— Здравствуйте, — нерешительно сказал молодой человек баскетбольного роста и остановился посреди комнаты.
Гуля медленно стал подниматься с кресла, отчего-то боясь шевельнуть головой, словно на ней стояла хрустальная ваза.
Молодой человек трагически глядел на Наташу.
Гуля замялся и от наступившей неловкости закашлялся. Кашлял долго, округлив перепуганные глаза.
Молодой человек глядел на него, явно испытывая непередаваемую муку. Скрестил руки на груди, отчего сразу стал похож на настоящего покойника, и мрачно спросил: