Медраш не был простым воином. Он был паладином, получавшим силы и определенные способности от Торма, его божества, и практикующим эзотерические дисциплины. Существовали древние истории о паладинах, которые чувствовали присутствие зла, хотя такое никогда не случалось ни с ним, ни с его товарищами.
С другой стороны, возможно, это все от перевозбуждения. Паладин определенно не видел ничего подозрительного на ночной улице, которая могла бы вместить несколько гимнасиев, бань, и школ фехтования — к слову Чессента славилась своей культурой и боевым искусством.
Он сделал еще один шаг, и это чувство снова охватило его. На этот раз оно было направленным. Чем бы это ни было, оно находилось где-то на севере.
— Я должен идти, — сказал Медраш женщине.
Он высвободился из ее объятий и, не обращая внимания на многочисленные просьбы остаться, выбежал на противоположную улицу.
Улица, которую он только что оставил позади, была относительно прямой, наверное, поэтому сектанты и выбрали ее в качестве своего маршрута. Тесные улочки, аллеи и тупики, в которых он очутился, были иными. Насколько Медраш понимал, Лутчек считался лабиринтом даже по стандартам людей. Возможно, это была одна из причин, почему люди называли это место Городом Безумия — старое прозвище, данное с извращенной и шутливой гордостью жителями.
В любом случае, частые повороты в сочетании с темнотой и незнанием улиц дезориентировали Медраша. Сначала он был напротив возвышающейся черной скалы, примыкавшей к городу, затем — или так казалось — шагал вниз по склону, который спускался прямо к реке Гадюке. Паладин мог бы уже отчаяться найти свою цель, если бы не повторяющееся мерзкое чувство, направлявшее его.
Оно становилось слабее и реже, будто новоприобретенный талант устал. Или как если бы дух, направлявший его, потерял к нему интерес.
«Пожалуйста, — молил Медраш, — если это не просто мое воображение, проведи меня до конца. Что бы ни случилось, дай мне шанс все уладить».
Очередной укол ненависти заставил его мышцы напрячься. На этот раз источник был над головой.
Медраш поднял голову. Темное нечто промчалось над ним и улицей, на которой он стоял, перескакивая с одной крыши на другую. Оно исчезло так быстро, что паладин понятия не имел, что или кто это было.
Молния безболезненно и бесцельно бурлила в его горле; он хотел броситься в погоню, но знал, что это будет бессмысленно. У него не было и шанса догнать свою добычу над крышами домов. Драконорожденный не был акробатом, а если бы и был, то к тому времени, как он забрался бы на крышу, прыгун уже был бы далеко впереди.
Возможно, ему удастся хоть немного пролить свет на то, что здесь происходит. Он тщательно изучил обстановку вокруг.
Чувство тревоги привело его к одной из потрепанных частей города, где жилища отделялись друг от друга дешевыми пивными. Едва различимый силуэт перепрыгнул одно из таких деревянных зданий, высотой в пару этажей, со слоями нацарапанных граффити, портившими основание сооружения.
Пара ставней на верхнем этаже распахнулась. Сначала было какое-то движение внутри в темноте, а затем — тишина. Выглядело, будто кто-то пытался шире открыть ставни, — хотел высунуться и позвать на помощь — но что-то этому помешало.
Медраш подбежал к этому дому и открыл дверь.
Ему никогда не доводилось бывать в такого рода жилищах людей. В Тимантере были свои нищие, и, как подсказывал опыт, такие места должны были быть шумными.
Это здание, наоборот, было тихим, будто жильцы знали, что случилась беда, и старались не шуметь, чтобы не привлечь ее внимание.
Медраш нашел неосвещенную лестницу и направился вверх. Мягкие подступни скрипнули и угрожающе прогнулись под его весом, но паладин не позволил этому замедлить его.
Верхний этаж пах луком. Все двери были заперты, что не давало понять из какой комнаты пытались позвать на помощь.
Медраш постучал в ближайшую дверь.
— Вы в беде? — спросил он. — Или ваши соседи? Я здесь, чтобы помочь.