— Случайно, не «Сатирикона»?
— Что? Ах нет, нет, самого обыкновенного издания, название которого вам ничего не скажет. Решили отдохнуть от кабинетной работы.
Арехин наклонил голову, давая понять, что полностью удовлетворен и жаждет уединения, и вновь отгородился газетой. Так и есть, беспокойные попались попутчики.
Однако до самого Майрингена новых беспокойств не было — все они, даже дама, что-то писали в блокнотах. У дамы был изящный серебряный карандашик из тех, что на Рождество дарят курсисткам и прочим эмансипе. Но у эмансипе он не более чем символ работы, а дама пишет сноровисто, привычно. Видно, отдых отдыхом, а дело делом.
Выходя из вагона, они распрощались легчайшими кивками. И этого довольно.
Спутники зашли в помещение вокзала. Арехин тоже думал заглянуть в буфет, попробовать, так ли хороши подлинные «безе», но следовать за соотечественниками не хотелось. Отведать «безе» можно и попозже, в любой кофейне.
Подскочил носильщик. Саквояж Арехина был нетяжел, да и тратиться напрасно не хотелось (тут он, пожалуй, и пережимал: денег у него все-таки было достаточно).
— Господину требуется экипаж? — не отставал носильщик.
— Да. Мне нужно в отель «Gruselgeschichten».
— О, это довольно далеко. Три километра. К тому же ожидается большой снегопад, возможно, буря. Могу порекомендовать отели поближе, прямо в городе.
— Нет, мне нужен именно «Грузельгешихтен».
— Как скажете. Я вас отведу к экипажу. — И носильщик решительно взялся за саквояж. — Переноска багажа входит в стоимость проезда. Стоимость фиксированная, любой экипаж возьмет ровно четыре франка за одного человека. Если трое или четверо — скидка. Вы, я вижу, русский, — уже на ходу сказал носильщик.
— Это заметно?
— Нет. Просто вчера один из прибывших пассажиров тоже настаивал на этом отеле, и случилось так, что я нес его багаж. Вот тот господин был точно русским. А поскольку поодиночке в Грузельгешихтене почти не останавливаются, обычно парами или небольшими компаниями, я и решил, что вы — его соотечественник.
Арехин не сразу понял смысл сказанного, а когда понял, уже сидел в возке, и кучер погонял лошадку — больше для видимости, лошадка и без того шла справно.
Его что, приняли за гомосексуалиста, едущего к любовнику? Или эти слова — месть за отсутствие чаевых? Или он просто устал, расстроен и ищет подвохи там, где их нет?
Дорога заняла минут сорок. Скучать не приходилось: предзакатный свет окрашивал и горы, и деревья, и снег в невероятные цвета: лиловый и бежевый.
Возница повернулся к Арехину:
— Будет большой снегопад. Очень большой.
Арехин в ответ только склонил голову. Что он, итальянец или француз — снегопада бояться? Приезжайте в Россию, вот где снегопады! Пурга, мороз за тридцать, и ни огонька на двадцать верст, а если и увидишь огоньки, то это волчьи глаза.
Видя, что седок не реагирует, возница тоже замолчал. Молчала и лошадь. Ей-то привычно.
Отель показался сразу за поворотом, но понадобилось еще минут десять, пока сани встали у крыльца под вывеской «Groselgeschichten».