— Этот огрызок последний, — предупредил Морозовский. — Давайте на лампу скидываться.
— Скинемся, но сначала отложим, — предложил Бахмагузин. — До лучших времен.
Соколов пожал плечами.
— Отложим, так отложим.
К счастью, партия не моя. У меня и без того список отложенных дел длинный — поставить на зуб коронку, поменять водопроводный кран, купить коричневой ваксы для обуви, починить табурет и дочитать, наконец, взятый месяц назад в библиотеке американский детектив.
— Который час? — Бахмагузин был в печали. Часов не наблюдают лишь счастливые, а несчастным следить за временем просто вменено в обязанность.
— Сейчас, двадцать два на сорок восемь разделю, — бородатой шуткой ответил я.
Мы вышли на крыльцо. Редкие огоньки свечей да керосиновых ламп напоминали, что мы живем в райцентре, а не в диких местах. Действительно, нужно скинуться. Лампа куда удобнее свечи. И ярче, и экономнее. Да чего скидываться, тоже мне, проблема. Завезут в магазин, возьму да и куплю.
— По капельке?
— Какой такой капельке?
— Да вот, — Бахмагузин вытащил из ниоткуда четвертинку. В лунном свете она казалась волшебным сосудом, заключившем в себя духа могущественного и знатнейшего. Например, джинна Гассана Абдурахмана ибн Хаттаба. Прячется, лицо арабской национальности! Милиции боится!
— Водка? — не поверил Морозовский.
— Натуральнейшая!
— Можно погладить?
— Пожалуйста!
Соколов вернулся в комнату, где, после поиска, стоившего полкоробка спичек, нашел стаканчики. В пивные кружки четвертинку разливать как-то несолидно. Если б четверть!
— А с чего — водка-то? Чай, не графья! — спросил Морозовский.
Действительно, водку у нас пьют редко. При нынешнем уровне самогоноварения оно как-то даже стыдно.
— Ну, у меня ведь теща гостила, знаете?
— Знаем!
— Вот. А сегодня уехала!
Повод не хуже других.