Когда я женился на Дафне в двадцать три года, Ева была далеким воспоминанием, как и любые мысли о общности душ. Дафне был тридцать один год, она была исполнительным директором инвестиционного банка, который нанял меня когда я стал доктором наук, и все согласились, что брак был на пользу моей карьере. Может быть, она действительно понравилась мне. У нас было приятная сексуальная жизнь, и мы утешали друг друга, когда нас понизили, как любой добрый человек хочет успокоить животное в беде.
Дафна не переключилась. Она откладывала это, месяц за месяцем, изобретая еще более смехотворные оправдания, и я дразнил ее, как будто у меня никогда не было оговорок для себя.
— Я боюсь, — призналась она однажды вечером. — Что если я умру, когда это случится, если всё, что останется — это робот, марионетка, вещь? Я не хочу умирать.
Подобные разговоры меня несколько смущали, но я скрывал свои чувства.
— Предположим, у тебя был инсульт, — сказал я, — который разрушил небольшую часть твоего мозга. Предположим, врачи имплантировали машину, взявшую на себя функции поврежденного участка мозга. Ты все еще являешься собою? Ты — это ты?
— Конечно.
— А если они сделали это дважды, или десять раз, или тысячу раз.
— Это не обязательно продолжать.
— Да? Что за магический процент, когда ты перестанешь быть собой?
Она пристально посмотрела на меня.
— Все старые аргументы — клише…
— Тогда виноваты они, если они такие старые и шаблонные.
Она начала плакать.
— Не надо. Убирайся! Я боюсь умереть, а тебе наплевать!
Я взял ее на руки:
— Шшш. Прости. Но все это делают рано или поздно. И ты не должна бояться. Я здесь. Я люблю тебя.
Слова, возможно, были неосмысленной реакцией при виде ее слез.
— Ты сделаешь это? Со мной?
Я похолодел.
— Что?
— Перенесёшь операцию на тот же день? Переключишься, когда я переключусь?
Много пар сделало это. Как и мои родители. Иногда, несомненно, это был вопрос любви, обязательств, обмена. В другие времена, я уверен, этот вопрос касался не одного партнера, желающего быть непереключенным, с жемчужиной в голове.