Иногда ко мне прибегала Тиамат, которая, узнав про Эвис, принялась дрессировать Бину. Маленькой ведьме хотелось, чтобы ее подопечная научилась общаться топотом. И наблюдая за ними, я со щемящей тоской вспоминала мою зеленую проныру.
Жизнь в доме Морроубранов неслась стремительно и ярко, словно срывающийся со скалы водопад, в струях которого притаилась радуга. Люди, еще неделю назад бывшие мне чужими, вдруг стали родными и близкими, словно настоящая семья. Шумная, временами чудная, но уже очень любимая. Вместе с ними я ожидала возвращения Хэйдена, надеясь совсем скоро очутиться в самых желанных на свете объятиях. Но за день до его прибытия на пороге замка появился нежданный гость.
Я знала, кого увижу в гостиной. Знала и потому не могла заставить себя толкнуть тяжелую дверь. Стояла у порога, разглядывая искусную резьбу, и пыталась подавить бьющее по нервам волнение. Тщетно. Страх целовал меня в затылок, скользил ледяными пальцами вдоль позвоночника и украдкой, будто играя, сдавливал сердце. Оно то заходилось испуганным ритмом, то спотыкалось и ударялось о ребра.
Однако медлить больше нельзя. Шумно выдохнув через нос, я на секунду сжала кулаки и уверенно толкнула дверь.
Гостья сидела на софе. В элегантном, расшитом кружевом платье — слишком легком для этого края. Черные волосы привычно забраны в высокую прическу. Белые пальцы, унизанные старинными перстнями, расслабленно поглаживают ручного питона. Идеальная осанка, грациозный разворот плеч, внимательный взгляд.
На секунду меня охватила растерянность. Показалось, будто и не было этих месяцев в академии, а я так и не вырвалась из почти захлопнувшейся ловушки… словно я по-прежнему в поместье Мак-Моров.
— Яркой луны, Лангария.
Мой голос прозвучал так же растерянно. Почти жалко.
Вместо ответа матушка кивнула. Величественно и с достоинством — так, как умеет только она.
— Присядь, Илэйн.
Выверенным жестом мне указали на свободное кресло, и я, не в силах противиться, села.
Мы обе не спешили заговаривать. Лангария не сводила с меня внимательного взгляда. Под ним, как миллион раз прежде, я почувствовала себя провинившейся — Недоделком, разочарованием семьи… Недостойной. Мне не нравилось это чувство. Если бы только могла, я бы выкорчевала его из сердца, как старый пень из пролеска. Но, боюсь, оно успело прорасти во мне слишком глубоко.
— Ты слабая, — наконец заговорила Лангария. Первая же фраза ранила иглой. — Слабая… но истинная дочь рода Мак-Мора.
Догадки, ранее бесплодные, обрели форму. И вместо вопроса с моих губ сорвалось обвинительное:
— Вы знали!
Лангария удивленно изогнула бровь.
— Знала ли я? Илэйн, ты забываешься, — мелодично, но осуждающе произнесла матушка. — Моя ведьмина крупица позволяет мне слышать звезды. В первый раз именно они подсказали мне выйти замуж за изумруда. И я послушалась, ради Эварика отказавшись от выгодной партии. Второй раз звезды заговорили со мной, когда я носила тебя.
Пальцы, покоящиеся на коленях, непроизвольно сжались. Все внутри меня напряглось, точно готовясь к удару. И он последовал.
— Они нашептали мне о лунном затмении. О звезде перемен, что воссияет так ярко, как никогда прежде, и о том, как много сможет изменить дитя, рожденное в такую ночь.
Ногти впились в кожу ладоней. Сильно, до боли, до крови… Но я едва это ощутила.
Лангария видела каждую эмоцию, которую я тщетно пыталась скрыть. Видела, но продолжала вырывать камни в основе моей веры.
— Я знала, на что иду, когда решила привести тебя в этот мир раньше срока. Еще до того, как ты издала первый крик, я уже знала, что ты чуждая.