И не думала, что когда-либо испытаю действие зелья на себе, но неисповедимы пути…
В общем, после еще одной партии препирательств папы и шефа жижу таки пришлось выпить. Я решила, что лучше добровольно, чем в меня ее зальют. А потом я отправилась домой. Под ручку с отцом. Чувствуя себя распоследней идиоткой и беспрестанно оглядываясь на Яна, который остался что-то обсуждать с Ковальчуком.
Странный вечерок. В кои-то веки у меня не было желания задавать вопросы и что-то выяснять. Я в принципе думать не могла, пришибленная открывшимися перспективами.
Еще помню, что всю дорогу до дома папа бухтел себе под нос, грозясь разнести управление по камешку, сгноить каждого причастного в Гуантанамо — не спрашивайте, почему именно там — и расширяя мой словарный запас шедевральными оскорблениями. Даже пребывая в мысленном вакууме, я оценила образность и точность высказываний.
Ну и последнее, что помню, это как папа втолкнул меня в мою же квартиру — пустую и безмолвную, — пробормотал:
— Ты, главное, не волнуйся. Разберемся.
И ушел в ночь.
Я как-то отвыкла быть не в курсе происходящего непосредственно со мной, но в этот раз, даже останься отец рядом, вряд ли смогла бы внятно сформулировать хоть один вопрос или ответить на чужие. Так что даже не попыталась его остановить. Не попыталась позвонить бабушке или еще кому-то из родни. Не попыталась сама с собой «обсудить», что за хренотень сегодня случилась. И не разволновалась из-за отсутствия Дашки.
Просто прошла в комнату и, не раздеваясь, завалилась на кровать.
А после бессонной ночи, о которой я уже пообещала не говорить, как миленькая собралась и потопала в управление. Когда подействует зелье, ждать не стала — каюсь, любопытно было, не каждый же день ноги начинают жить своей жизнью, но острых ощущений мне в последнее время и без того хватало.
Ковальчук явился в допросную, где меня с удобствами разместили, ближе к полудню. Кстати, там я наконец сумела прийти в себя, встряхнулась и даже сделала кое-какие выводы, которые осталось только подтвердить…
— Ну здравствуй, — как-то излишне устало вздохнул шеф, присаживаясь напротив.
А я, заметив в его руках деревянную коробочку, в каких хранят клятые зеленый яйца — вообще, формального названия у них еще нет, а в документах они значатся как «сдерживающие элементы», — отпрянула:
— Только попробуйте сунуть мне эту гадость — клянусь, нарочно разобью, себя не пожалею, но с вас за два случая подряд тоже шкуру спустят.
Ковальчук только хмыкнул и поставил коробку на стол между нами. Очевидно, ничего мне совать и так не собирались, а с собой прихватили не то для устрашения, не то для отчетности.
— Тебе повезло, — начал шеф. — Химики что-то там недоработали в составе, так что пара визитов к целителям, и у ведьмы даже шрамов не останется.
— Мне повезло? — Я в шоке открыла и закрыла рот.
— Ну да. Адвокат Метельки счел твое присутствие при допросе намеренной провокацией, грозился штрафом в случае увечья.
— Так это тогда управлению повезло, — проворчала я, когда вернулся дар речи.
— Дело в том, — ласково произнес Ковальчук, — что ты и управление, вероятно, в скором времени будете отвечать каждый за себя.
Я почувствовала, как начинают дрожать губы, а на глаза набегают предательские слезы. Сдерживаться сил уже не было.
— Зеленцова, ты это… — испугался шеф, — ты там реветь, что ли, собралась? Прекращай. Прекращай, кому сказано!