— Очень редко. Обычно чай.
Когда уже совсем стемнело, они вернулись к дому на Фрунзе. Снова у подъезда пахла сирень. Пришло время прощаться.
— Ты так и не покатал меня, обманщик!
— Прыгай ко мне на спину! — повернулся он.
— А костыли?
— Бросай! Потом заберу!
И он побежал с нею вверх по ступенькам.
— Забыл, какой этаж?
— Шестнадцатый!
— Здесь всего шесть.
— Тогда третий.
Его сердце билось часто и гулко, пульсируя в ушах и отдавая приятной истомой в животе.
Субботнее утро наполняло улицы людьми очень медленно. Город отдыхал с южной безмятежностью, подставив майскому солнцу свои площади и проспекты. В эти часы Киев казался провинциальным. Трамвай медленно выплывал из-за раскинувшихся ярко-зеленых лип — и с триумфальным звоном подъезжал к остановке. Дорога вокруг рельсов разбилась от бесчисленного количества каблуков, туфель, сапог, ботинок, и теперь то, что было когда-то асфальтом, превратилось в серо-желтый песок, что еще больше напоминало о юге и море. Солнечные зайчики пробегали по припухшим ненакрашенным лицам киевлянок. Кондуктор громко объявлял остановки. Саша ехал по Подолу — одному из самых старых районов города.
Богдана выпорхнула из подъезда весело и легко, несмотря на сломанную ногу. Гипс у нее был разрисован широкими мазками масляных красок. Яркие желтые, красные, синие загогулины, как на плакатах авангардистов, тут же развеяли сонное состояние.
— Несу искусство в массы, — улыбнулась Богдана.
Они сели в маршрутку и через двадцать минут были у салона Blackhouse.
В полуподвальном помещении не было окон, и работал кондиционер. Летнее утро не проникало сюда. Здесь всегда царили полумрак и прохлада.
Сегодня в салоне Вася был не один. За стойкой стоял высокий, брутальный парень в черной майке. Он делал коктейли.
— Привет, старый! — крикнул Вася.
Саша понял, что приветствие предназначалось ему.
— Привет! — откликнулся он, пропуская Богдану вперед. — Посмотри, какую клиентку я тебе привел!
— Да, отлично! Выпейте пока что-нибудь, я сейчас подойду.