— Не нужно меня жалеть! — вспылила она. Все вздрогнули. Свою порцию Лайсве домучила, так что… — С вашего позволения я откланяюсь. Вы были правы, мастер Арсен, здесь слишком утомительно.
Целитель отодвинул перед ней стул и помог подняться. Лайсве направилась наверх. Все будто ждали, что она вот-вот забьётся в истерике или упадёт с лестницы. Ну и зря!
— Я проведаю вас позже, — бросил в спину Арсен.
Лайсве слишком устала, чтобы спорить.
Только за затворенной на засов дверью получилось расслабиться, но стоило лечь в постель и попытаться заснуть, как из глаз хлынули слёзы.
Лайсве лежала на спине с откинутым одеялом. Солёные ручьи стекали из уголков глаз в уши, а оттуда на подушку. Наволочка становилась неприятно сырой. Каждый вздох сливался с натужным всхлипом. Сердце пульсировало болью, она переходила на живот и словно рвала внутренности.
Нужно успокоиться! Ничего ужасного не произошло. Лайсве спаслась, малыш жив, скоро они будут дома в безопасности. Отец примет её и защитит, а ещё Вейас… она снова увидит брата! Они — её семья, они примут её любую.
Почему так душит, убивает этот плач? Зачем она открыла Микашу своё сердце?! Зачем позволила его растоптать? Зачем вообще начала эти отношения, ведь знала, что всё закончится именно так! Все слова, все клятвы, произнесённые в счастливом бреду — пустое. Даже если не лживы, то ты перестаёшь так думать, как только любовная лихорадка проходит. Нить порвана, её не связать. Хоть свои слова, свои клятвы она сдержать обязана.
Всё закончилось, закончилось! Надо отпустить. Но почему же так хочется бежать к нему, ползать на коленях и вымаливать прощение? Повторять до бесконечности, получая в ответ словесные оплеухи, пока он не услышит и не поймёт.
Нет, никто так не убивается даже по любимым, мужьям, так почему она не может смириться? Ведь в глубине души она считала себя недостойной любви и счастья. Сейчас, больше чем когда-либо, она должна быть сильной, ради малыша. Нельзя потерять и его. Он — всё, что у неё осталось!
Если повторять, что всё будет хорошо, если верить в это всем сердцем, то так и станет, обязательно! Она выживет и выстоит. Она так хочет!
Лайсве встала. Ноги не гнулись, а голову вело. Она заглотила зелья Арсена, как было велено по списку, намазала ключицу расслабляющими эфирными маслами — не помогло.
В тюке нашёлся нож. Лайсве поднесла его к верёвке на запястье. Десять лет назад они с Микашем «поженились», как мануши-кочевники: надрезали себе руки, обменялись кровью и клятвами. Верёвочные браслеты стали обручальными.
Тогда Микаш клялся, что всегда будет рядом, помогать в горе и болезни, помогать несмотря на невзгоды. Должно быть, он пытается сдержать слово, потому и забрал её от Жерарда, везёт в Ильзар, тратит свои кровные на целителя и сопровождение.
Лайсве попросит отца возместить ему всё сполна. Микаш будет свободен для более счастливой жизни с идеальной женщиной, которая никогда его не разочарует. Пускай он забудет о Лайсве, чтобы не чувствовать той боли, которую она испытывала сейчас.
Лайсве уже поднесла нож к браслету, как ей на плечо легла чья-то ладонь. Чужого присутствия в комнате не ощущалось. Лайсве испуганно скосила взгляд.
— Наконец-то услышала! — донёсся знакомый голос.
Она отбросила нож и повернулась. Перед ней стоял Безликий в сером балахоне и круглой белой маске с тремя косыми красными царапинами. Лайсве обняла его, забывшись на мгновение.
— Будет уже плакать! Ты же знаешь, это вредно, — уговаривал он, утирая её щёки большими пальцами.
— Я… стараюсь… — удалось выдавить сквозь всхлипывания.
Безликий подхватил её на руки и уложил на кровать.
— Прости, это моя вина, — сказал он, устраиваясь рядом. — Я должен был тебя оградить, но без реального воплощения я бессилен.