— Ты можешь работать со мной…
— Иди, — практически кричит он.
Я переминаюсь с ноги на ногу.
— Ты вспомнил этапы?
— Какие этапы?
— Этапы починки двигателя. Ты, видимо, пропустил какой-то шаг. Попробуй сделать все еще раз.
Сжав губы, какое-то время он раздумывает, а потом склоняется над двигателем. Он что-то передвигает, а потом начинает все с начала. Спустя минуту он останавливается. Меня озадачивает выражение его лица. У него получилось сделать то, что он пытался сделать раньше, чем бы, черт возьми, это ни было.
— Пожалуйста, — говорю я и выхожу из гостевого домика.
Что за жалость. Самый самовлюбленный, хоть и скучный, парень в мире хочет проводить со мной время, а единственный человек, которого я хоть немного нашла интересным, прогоняет меня.
В течении трех недель я держалась подальше от гостевого домика. Не потому, что меня испугал Джеймисон Брок. Я просто не собиралась находиться там, где мое присутствие нежеланно.
В то время, как я изо всех сил заставляю себя не смотреть в его сторону, он, как правило, постоянно наблюдает за мной. Когда я возвращаюсь домой из школы, одетая в длинную юбку в клетку, прикрывающую колени, белую рубашку на кнопках и синий пиджак, я ощущаю его взгляд на себе. Вот он — работает на прохладном апрельском воздухе над одной из машин отца.
Или, когда я стою на большой лужайке с клюшкой для лакросса в руках, подбрасываю мяч в воздух, а потом бегу и подпрыгиваю, чтобы поймать его, он сбоку от дома, поливает из шланга машину.
Или, когда я прогуливаюсь по пляжу, он выходит на пробежку, пробегает мимо меня по песку, не встретившись со мной взглядом.
По вечерам я стою на веранде Мэнора и всматриваюсь в Атлантический океан, а потом устремляю взгляд на звезды на небе. Обычно вокруг темно, только луна дарит мне свой свет.
В эти дни, со второго этажа гостевого домика доносится слабое свечение. Из комнаты, где сейчас обитает Джеймисон Брок, который не желает, чтобы этот «ребенок» крутился около него.
Наверное, он просто такой же, как и все остальные. Готовый диктовать, какую жизнь должна вести «такая девушка, как я». Но он даже не догадывается, что у меня гораздо больше планов, чем то, что запланировали для меня они.
— Что, черт возьми, ты творишь? — визжит мама.
— Его собирались усыпить. Я не могла оставить его там.
Я стою на круговой подъездной дорожке с десятилетним золотистым ретривером, который едва ходит, да еще и слепой.
Мама спускается по парадной лестнице и говорит визгливым голосом:
— Ты и шагу не ступишь в этот дом с этой дворнягой!
Сжимая в руках потрепанный поводок, я никак не могу понять, почему она отказывает в приюте такому милому созданию.