— Что насчет тебя? — Его голос звучал тихо. Холодный воздух вонзился в его легкие, когда он вдохнул его. — Что ты знаешь о потерях?
Эва содрогнулась под его взглядом.
Он устал чувствовать боль и гнев. Она всколыхнула в нем что-то жесткое, что-то настоящее, и теперь ему хотелось почувствовать, каковы на вкус те эмоции, что плещутся сейчас в ее глазах. Он хотел, чтобы Эва открылась ему, как он открылся ей. Он хотел стереть с ее лица это выражение, которое словно говорит о том, что она понимает, каково это — умирать каждый день.
Она ничего не понимала.
Дрожащей рукой Эванджелина заправила прядь волос за ухо.
— Я знаю достаточно.
И наконец, он увидел. Тьма в ее глазах была так похожа на его собственную, что его сердце сжалось. Легко было ненавидеть, убеждая себя в том, что именно он один выбран миром для страданий — но вот она стоит напротив и ломает в нем это убеждение. Лукас коснулся ее щеки, и когда она потянулась навстречу прикосновению, в его животе скрутился узел. Проглотив ком в горле, он потребовал от нее то же, что она потребовала от него раньше.
— Расскажи мне.
Эва откинула голову. Карие глаза блестели от слез.
— Я хотела выжить, я хотела плыть, но оказалась не готова… и вот я здесь.
Воздух в коридоре показался Эве разреженным, когда она попыталась сделать отчаянный вдох. Его рука была такой… знакомой. Его прикосновение вернуло ей время, когда все было легко, когда ночи были прохладными и сверчки пели песни о любви и летнем зное. Она закрыла глаза, отпуская свое прошлое на волю.
— Ты убегаешь? — спросил он, убирая руку.
Эва открыла глаза, слезы повисли на ресницах.
Лукас прислонился к стене напротив. Она провела пальцами по щеке, там, где ранее касались его пальцы. Наверное, она слишком устала, наверное, слишком пристальным был его взгляд, замерший на ее лице в ожидании рассказа, но Эва вдруг подумала о том, что эта ночь могла быть спланирована, устроена силами более могущественными, чем буря и ветер.
— Я прячусь. — Она выдохнула и покачала головой. — Нет, это не совсем правда.
Эва подошла и встала рядом с Лукасом у стены. Они оба боялись взглянуть друг на друга, и оба разглядывали трещины в полу.
— Моя мама умерла, когда мне не было и двух лет. Редкая форма рака желудка.
Лукас вздохнул, но она продолжила, не отрывая взгляда от трещины в полу.
— Отец растил меня, он был просто замечательным. Мы жили в Давере, это маленький городок рядом с Тампой, у океана. Там жизнь совсем другая. Мой отец был мясником, и вместо того, чтобы начать топить печать в алкоголе, как сделал в свое время его отец, он просто… исчез в себе.
Лукас поднял голову, то же сделала и она.
— Попахивает одиночеством, — сказал он, нахмурившись.
— Еще как. — Эванджелина глубоко вдохнула, и воспоминания о детстве всплыли в ее памяти.