— Классно. Пошли готовиться. Я хочу надеть свою форму! — Он хватает руку Амели и практически тянет ее за дверь. Слишком быстро, чтобы она успела сказать что-то еще, слишком быстро, чтобы привлечь еще больше внимания к тому, что произошло между нами. Но последний взгляд, который мы дарим друг другу, говорит нам о том, что мы также и не хотим забывать об этом.
Как только они выходят за дверь, я разворачиваюсь и сталкиваюсь лицом к лицу с Льюисом и его очередной гребаной ухмылкой.
— Не начинай, — предупреждаю я.
— Не начинать что?
— Ничего, — вру я. — Давай просто забудем об этом.
Льюис сжимает губы и кивает, пытаясь сдержать улыбку, но у него не получается.
— Что? — Я закипаю. — Что такого смешного?
Его смех затихает, когда он складывает руки на груди.
— Я просто думал, что человеком, который напомнит тебе о том, кем ты являешься, будет женщина. Но я ошибся.
Я прищуриваюсь.
— А это все парнишка, — объясняет он. — Оказалось достаточно парня, который нуждается в герое, чтобы напомнить тебе о чем-то очень важном.
— И что это? — спрашиваю я, притворяясь, что слегка заинтересован.
— Что ты особенный.
После поиска места на парковке, я направляюсь в сторону бейсбольного поля. Я слышу, как крики и подбадривания с каждым шагом становятся все громче и громче. Родители хлопают и кричат с каждым звуком удара биты о мяч.
Черт. Игра уже началась.
Я смотрю вниз на свою руку, на причину моего опоздания.
Я замедляю шаг, внезапно занервничав и почувствовав себя невероятно глупо.
Это не свидание.
Я здесь, чтобы посмотреть игру в бейсбол десятилетних парней. Я здесь, чтобы поддержать парнишку, который, скорее всего, нуждается в этом намного больше, чем остальные игроки на этом поле. Но когда я вижу ее, сидящей на трибуне, с солнцезащитными очками, скрывающими ее прекрасные глаза, хлопающей весте с остальной толпой родителей, я знаю, что это не единственная причина.
Амели замечает меня, когда я взбираюсь на трибуну. Даже несмотря на то, что ее глаза скрыты очками, я чувствую, что она смотрит на то, что находится в моих руках. Я не говорю ни слова, когда протягиваю ей одну красную розу.
Она принимает ее с простой улыбкой, которая все же говорит больше тысячи слов. Больше тысячи слов, которые мы только можем услышать.
Я занимаю место рядом с ней, стягивая капюшон. И когда я сажусь, то специально прижимаю свою ногу к ее. Мне становится легче, когда она не сдвигается с места, чтобы отодвинуться.