«Репертуар стандартный — несколько романсов, кое-что из блатного… А зачем… Затем, что там, куда мы с тобой поедем, нужные нам люди слюни от этих песен пускают… Ты же знаешь психологию больших людей, Кондырев: они уже такие зажравшиеся, что маленькому человеку от них никакой мздой ничего не добиться. Потому что уже не нужна им эта мзда… А вот если сумеешь этим большим людям потрафить, если отыщешь в их деревянном нутре нужную струнку, слезливую, ностальгическую, романтичную, — отыщешь и дотронешься до неё, чтоб звякнула, то они только за это тебе любое небольшое одолжение сделают. Только это одолжение для них, может, и небольшое, а для тебя оно просто громадным будет, всю судьбу твою перевернёт… Разные у тебя с большими людьми масштабы, знаешь ли…»
«Ну хорошо, стратегия мне ясна, — говорю. — Может, теперь и к тактике перейдём?»
«Запросто, — кивает и по коленке меня похлопывает. — На самом деле, всё очень просто, Кондырев. Как выучишь репертуар, поедем в Москву…»
«В Москву? А как же училище? Устав, режим и всё такое?»
«Да перестань ты, Кондырев, чушь молоть, в самом-то деле! Я тебе о серьёзных вещах здесь рассказываю, а ты детский сад устроил… Короче, приезжаем в Москву. Там прямым ходом двигаем в „домики“…»
«Куда?!»
«Это такое место, где большие люди — в чинах не ниже генеральских — культурно отдыхают. Ну, бабы, стол, сауны-пересауны и так далее. И, разумеется, хорошая концертная программа. Оденем тебя в гусарский мундир, выступишь вроде как полтавский гусар тысяча семьсот девятого года…»
«Во время Полтавской битвы гусар в российской армии, кажется, ещё не было. Да и в шведской — тоже…»
«Да какая, к чёрту, разница, Кондырев! — уже злится Витя. — Были, не было… Ты же не за этим туда поедешь… Короче, выйдешь, споёшь. Потом подсядешь к ним за стол, выпьешь, закусишь, ну и пообщаешься…»
«О чём?»
«Расскажешь о себе, славном курсанте Полтавского зенитно-ракетного училища, послушаешь о них, славных генералах советских Вооружённых Сил, ну а потом… потом поведаешь, куда бы хотел распределиться…»
«Вот так просто возьму и поведаю?»
«Они спросят — ты ответишь.»
«А если не спросят?»
«Спросят-спросят, не сомневайся. Таковы правила игры. Они же должны будут тебе сделать то самое, маленькое одолжение…»
«И что дальше?»
«Ну, а дальше распределят тебя по окончании училища в Видное, это в Подмосковье, туда всех „мазуриков“ распределяют, а уж оттуда поедешь, куда хочешь, хоть на Кубу. Потом женят на дочке какого-нибудь урода-генерала и всё, считай, что карьера сделана… Ну как, впечатляет?»
«Впечатляет,» — отвечаю, а сам, если честно, ни на грош Вите этому не верю. Уж больно складно поёт. Эка всё мне расписал, Лев Толстой прямо.
Он посмотрел на меня внимательно и, видать, понял, что у меня внутри. Усмехнулся, пожал плечами и говорит:
«Что, веры не имёшь, курсант? Доказать надо свою состоятельность?»
«Да надо бы,» — киваю.
Тогда он, ни слова не говоря, берётся за телефон. Набирает номер, переходит на внутренний коммутатор моего училища, чирикает с телефонистками как со старыми знакомыми, потом просит соединить с десятой батареей. С моей батареей. А мне бросает, иди, мол, Кондырев, на кухню, возьми параллельный телефон да послушай.