Смешно, об этом думаю я, спускающийся каждый день в нутро нашего проклятого города, куда стекается вся его злоба, ненависть и боль, уродливые чувства города, которые плодят подземных тварей и подпитывают наших монстр. Но этого питания им мало, это только приправа к их обычному рациону. К жертвам. И я опасаюсь этого, в общем, обычного человека, с которым только-что говорил? Странно, как минимум! А с другой стороны, я ведь опасаюсь участкового, или толпы, которая, увидев меня в форме, может и на клочки порвать. Странное существо человек.
Так в молчании мы провели сорок минут поездки, сначала по темной окраине парка, потом по редко освещенной окраине города, потом по нормальным городским улицам. Не центр, конечно, но для меня — практически. От нашей узловой я редко удаляюсь, а в центре бывал считанные разы. Естественно, наверху. Делать мне там нечего. Некоторые из наших вообще продают жилье наверху и навсегда переселяются под землю. Страшно им становится наверху, особенно звездными ночами. Кажется, что налетит ветер, сдует с поверхности земли и унесет в космос, колючий, бескрайний, где не на что опереться, только ветер и звезды колючими блестками. В школе говорили, что звезды — это такое же солнце, только очень далеко от нас. Очень, очень далеко. Не верю. Очень далеко — это глубокие колодцы в подземке, в которые можно кинуть камень и тысячелетия ждать, когда он ударит о сухое дно или плеснет о поверхность воды. Очень далеко — это проходы вниз, куда глубже используемых горизонтов, откуда иногда приходят испарения, сводящие наземников с ума, заставляющие их бросаться в бесконечные пролеты, идущие очень, очень глубоко. В центр Земли я тоже не верю. Глубина бесконечна. Очень далеко — это очень глубоко. Только глубоко это еще дальше.
Говорят, раньше подземка была почти в каждом старом городе Европы, в Африке и Азии. Интересно, но и в Америке нашли очень глубокие подземелья. Но там они слишком глубоки, ниже горизонта ужаса, где не каждый способен сохранить рассудок. Использовать такие, понятно, невозможно. Проще завалить входы камнями. Хотя всегда находятся люди, которых ужас глубин манит особенно сильно, они ищут новые входы или подкапываются к старым. В большинстве городов Европы проходы вниз тоже завалили. Оставили только самые верхние горизонты, которые используют для чего-то. Хранят там всякое. Бомбоубежища устраивают, на случай атаки с цеппелинов. Только мы достаточно безумны, чтобы устроить из подземки транспорт и достаточно разумны, чтобы все это контролировать. За это нас не любят. Сильно не любят.
Плохие, очень плохие мысли перед зачисткой.
На конечной я сухо кивком голову попрощался со странным попутчиком. Он, сука, странно, посмотрел на меня, как будто впервые видит, как будто мы не разговаривали в теплом нутре маршрутки. Повесил себе за спину черный тубус, как ружье, а потом каркнул: «Увидимся!», кивнул и ушел прочь, в начинающуюся метель.
Хрен тебе сука, не увидимся!
Я выкинул его из головы пошел на смену. Но не к основному входу, не дурак, а прошел во двор одного из зданий на противоположной стороне площади. Прошел через серьезный пост охраны, это необходимость, фанатиков вокруг много. Спустился к себе в аскетично обставленную комнату, топчан, стол, стул, шкаф и сундук — вся мебель. Мне хватает, да и больше не вместить. Скинул гражданскую одежду, и переоделся в форму, проверил, как выходит из ножен шпага, проверил неуставной стилет в левом кармане. Сегодня я на узловой старший начальник, в ночную смену старшим заступает машинист, его заместителем — помощник, смена техников и рабочие со своими бригадирами. Экипировавшись, пошел в буфет, отпаиваться черным, крепким чаем с бутербродами. Один из немногих плюсов ночной смены — можно бесплатно набить пузо закусками, которые мне не по чину. Сегодня остались от начальства несколько бутербродов с красной икрой — а черную я все равно не люблю, хоть она и считается более ценной, и с сыром. Никакой колбаски или ветчины. Да и ладно, колбаску с ветчиной я и за свои могу купить.
Подкрепившись «серьезно» стал тянуть время до развода со сладостями, разнообразные пирожные пробовал. Тут ко мне присоединился мой сегодняшний напарник. Засада. Василек, самый зеленый из помогал, ничего пока не умеет, и какая зараза поставила его на смену зачистки? Нет, я не зверь посылать его на безнадежные участки. И сам возьму на себя самую чернуху, но ведь сегодня можно нарваться, просто отойдя в туалет! И на меня все будут смотреть как на последнего гада — молодого загубил, не объяснил ему, не прикрыл! А ведь когда сам был зеленым, тебя на смерть никто не посылал!
Эх, нет в жизни счастья, нет его и после! Будет сегодня мой помогало сидеть в штабе, а бегать буду исключительно я. И посидеть мне на попе ровно сегодня не придется. А следующая ночь — та, и поспать под землей днем удовольствие самое последнее. Монстра чует, что кормить будут, волнуется и всякая чушь от этого снится, отдохнуть невозможно. Вот какая гада, такую смену сформировала? Удавил бы тварь ползучую. Но делать нечего, потчую Василька бутербродами, не даю сладостей, пока не сожрет полезных бутербродов с икрой и с сыром. Смилостивишься, разрешил сластене перейти к эклерам и между делом спросил:
— А кто ж тебя сегодня со мной в смену поставил, друг?
— Да я сам упросил Ефимыча, с тобой интересно, объясняешь все, не гоняешь почем зря!
Ах ты Сифилек подзаборный! Вот так, через свою доброту выходит я сам и страдаю! Это светолюбивое растение, мать его, решило, что в день зачистки я буду с ним нянчится, когда мне вместо него не помешал-бы напарник, на которого можно положиться! Вот я и дебил! Говорят люди умные, не старайся быть добреньким, кончится это цугундером!
— И ты, решил, что со мной тебе СЕГОДНЯ будет интересно? А Ефимыч, старый пень, не посмотрел на даты и поставил тебя ко мне в напарники сегодня?
— А что ты вдруг так на Ефимыча? Правильный дядька…
— Правильный, правильный. Только сегодня — зачистка, Василек. И сегодня на смене лучше иметь не одного машиниста, а эдак четырех. И ты, пока, сам понимаешь, даже на помогалу тянешь с трудом. Посылать тебя с тварями разбираться?
— А что, я сам ловчилу смог заколоть, думаешь я совсем безрукий? — обиделся Василек-Сифилек. Весь такой горделивый, только сам вдруг осознал, что на сегодня он вторым номером в смене никак не тянет. И сник.
— Ладно, не ерепенься. Буду решать проблемы по мере… Главное, слушай меня во всем и из штаба — не ногой. Парень, если я тебя сегодня потеряю, при чем по твоей глупости, так как пока тебя в такую ночь одного отпускать никак нельзя! Меня потом со свету сживут! Сам сгинешь и бригаду подведешь. Ты это, главное пойми! Тебе сегодня из штаба выходить просто нельзя. И поэтому я… ну догадайся!
— Э-э-э?
— Тупо запру тебя здесь! И без обид. Тем более, что сегодня помещение штаба — далеко не гарантия жизни. И сегодня без обид. Ночь плохая. Будешь координировать бригады отсюда, и не напортачь. Сегодня на тебе жизни. Неправильно примешь запрос, отправишь меня не туда — бригада ляжет, ляжет на твою совесть. Даже если и пришкерил универсальный ключ (а я точно знаю — у любого помогалы в сапоге универсальный ключ припрятан) — не думай его использовать. Отойдешь на минуту, а в это время твари просто порвут десяток людей, которые ни в чем не виноваты только потому, что Ефимыч на календарь не посмотрел. Мысль понял?
— Понял. — присмирев ответил Василек. Надеюсь, я ему все доступно разжевал. Если не полный тупица — сделает все, что надо.
— Так, далее. Перед тобой пульт, на котором фиксируются жизненные показатели смены. Увидишь, что огоньки начали гаснуть один за другим, и вдруг оттуда придет сигнал на поддержку — информируй меня. Не посылай в помощь другую бригаду. Про мертвых бригадиров слышал?
— Но это же сказки!