Настроение не добавила и боль всего бедного меня. Мой мопед (так и хочется назвать его полноценным мотоциклом, но чего не было, того не было) приказал долго жить прямо подо мной, когда я развил довольно приличную скорость. Итог: куча синяков и отбитая пятая точка. Даже сидеть не комфортно. Это добавляет правдивости придуманного крестным моего родословного древа.
Я очень люблю технику, холодное оружие, вообще все металлическое. Это светлые маги впадают в ступор от одного вида произведенных магглами чудес. А мы — темные и к магглам и к их изобретениям относимся чаще всего потребительски. Ага, это я так думаю. Крестный же говорит, что темные больше всего любили совсем другие развлечения, но какие именно не сказал, отговорившись тем, что меня кошмары могут мучить. А разную техномуть люблю я один. Вот такой я уникальный получился.
Мой мопед был со мной с восьми лет. С какой помойки притащил его отчим, до сих пор остается для меня загадкой, и главное, зачем он его притащил? Ну не верю я, что он просто хотел сделать мне приятное. Я вылечил свой мопедик, выходил, и он стал моим единственным настоящим верным другом на протяжении последних трех лет. И вот вчера он умер. Я принял это, как предзнаменование и понял, что ничего меня здесь больше не держит.
Позавтракав, мы отправились на вокзал. Вход на перрон меня особенно порадовал. Я долго не понимал сути прохождения магов через барьер. Какой смысл разгоняться со всей дури и биться головой об виртуальную стену, если можно было просто шагнуть. Наблюдение за ними меня отвлекло от грустных мыслей. Особенно порадовали двое рыжих старшекурсников, парень с девушкой, которые, взявшись за руки, начали свой забег с довольно приличного расстояния. Меня поразили их лица в момент перехода. Такое ощущение, что они боялись, будто барьер их не пропустит. Светлые маги — такие странные, я поежился, как же мне не хочется оказаться среди них так надолго.
Я мог бы стоять и смотреть на это вечность. Из этого моего состояния меня вывела мама, четко давая понять, что нам уже пора, и резко направила меня в сторону барьера. Тобиаса с нами не было, наверняка, столкновение с волшебным барьером стало бы шоком для его тонкой душевной организации. Или я как обычно выдаю желаемое за действительное.
На платформу мы прибыли вовремя. До отправления оставалось всего три минуты. Перед тем, как я сел в поезд, мама обняла меня и заплакала. Такое было впервые на моей памяти.
Я тоже еле сдержал слезы, хотелось вцепиться в нее и прошептать: «Мама, забери меня отсюда», — я же все-таки еще ребенок, хоть и темный.
Но, естественно, я этого не сделал и, собрав все свои силы, с гордо поднятой головой шагнул в вагон. Он встретил меня оглушающими криками, визгами, беготней. В общем, началось. Добро пожаловать, Северус, в ад.
Найти абсолютно пустое купе было достаточно сложно, но мне это удалось. Разместив свой багаж, я позволил своему бренному телу рухнуть на подушки сиденья. Зря я это сделал. Все-таки старые друзья так быстро не забываются. Они оставляют о себе болезненную память. Иногда мучительно болезненную, настолько, что от боли я не мог сдержать слез, и даже пару раз хлюпнул носом.
И надо же именно в этот момент в купе войти двум темноволосым мальчишкам по виду таким же первогодкам, как и я.
— А что это у нас тут за нюньчик? Уже соскучился по дому? — сказал один из них, с взъерошенными волосами и в круглых очках.
Ага, знали бы вы, как я соскучился, особенно по павшим друзьям, долго еще скорбеть буду. Впору признаваться в собственном идиотизме, почему бы сразу не показать мои синяки маме. Она бы их быстро залечила. От боли я не мог промычать ничего членораздельного, поэтому решил просто их проигнорировать.
— Нюниус, ты у нас такой гордый, или просто слюнтяй? Даже слово не можешь сказать в свою защиту, видать всю жизнь свою за мамкиной юбкой прятался? — манерно протянул второй черноволосый и синеглазый, одетый в мантию, как бы сказала мама, от кутюр.
Не понимаю, что они ко мне привязались? Им что делать нечего? В принципе, я мог ответить. Очень даже мог. И этот ответ им бы явно не понравился, но в голове, словно нарочно звучали слова мамы о том, что светлых не нужно обижать. Иначе это может плохо закончиться. Я верил. Далеко за примером мне ходить не надо было. Помню-помню, как одного из петли недавно вытаскивали. Ну, не из петли, а из истерики выводили, но не суть. Понятия не имею, как они могут отреагировать на мой ответ. И почему меня держали практически в изоляции? Я же имею весьма смутные представления об окружающем меня мире в большинстве своем взятые из книг. Поэтому я продолжал упорно молчать.
Дверь в купе снова открылась, явив нам бледного, болезненного на вид, парнишку. Им что здесь медом намазано? Пчелы, мать вашу — волшебницу!
— У вас здесь есть свободное место? — робко спросил новоприбывший.
— Конечно, заходи, мы тебе сейчас нюньчика представим, — в голос заржав, завопили черноволосые.
Терпения у темных нет априори. На меня понемногу накатывало раздражение, плавно переходящее в ярость. А раздраженного темного ничто остановить не может. Кому-то сейчас здесь будет плохо. Я вскочил, сжав кулаки, и…
Оказывается, бледный все-таки нашел способ остановить раздраженного темного. Пропихивая перед собой, свой далеко не маленький сундук, он, я надеюсь случайно, пихнул им меня. В общем, я полетел обратно на сидение.
Раздражение, не говоря уже о ярости, как рукой сняло. Как же это больно! Этот… этот еще и извиняться начал. Но его извинения были прерваны веселым хохотом наших соседей. Интересно, это у них нервное или все-таки это клиника, типа таких даже в святом Мунго не вылечат?
Бледный, наконец-то, разобрался с багажом и уселся на сидение рядом со мной. Что-то в нем было такое — что-то родное. Какие-то эманации тьмы, но темным он не был. Это интересно, стоит во всем разобраться, но позже.
Сидеть в такой компании совершенно не хотелось, поэтому я отскреб от подушек мою искалеченную тушку и отправился в коридор. В коридоре на меня налетел рыжеволосый вихрь. Что-то много рыжих на один конкретный поезд. То те двое, то теперь вот это.