Никто не остановил его, и никто не пошёл следом, но свечи, до того ровно горевшие на столах, вдруг начали коптить и одна за другой погасли.
ак всё-таки, что это за мыс Горн, о котором с таким страхом говорили старые капитаны?
«Ревущим» прозвали моряки океан, что лежит на самом юге. Земля, как известно, — шар, и оттого здесь, невдалеке от закованных в лёд берегов Антарктиды, само собой получилось кольцо, где ветер, не останавливаемый ничем, дует круглый год в одном направлении, с запада на восток.
Он чуть-чуть умеряет силу летом, зато, как только придёт зима, становится ураганным. Он мчит, поднимая огромные волны, и те послушно идут вереницей, пока не обогнут весь земной шар. Ничто не может остановить их или умерить силу ветра. Мрачные, опасные места!
И вот именно тут, на пути волн и ветра, возвышается одинокая скала, крошечный клочок земли, зуб на конце материка, чёрный горбатый камень, иссечённый дождём и ветром. Ни один человек не живёт здесь, только в воздухе в любую погоду с тоскливым криком носятся морские птицы, да у самой воды лежат, тесно прижавшись друг к другу, огромные тюлени, которых за вытянутые висящие носы матросы прозвали морскими слонами.
Таков мыс Горн.
ан Страатен сдержал своё слово. Он дождался пятницы и в полдень, когда солнце стояло прямо над красными черепичными крышами, приказал матросам убрать канаты, которыми корабль удерживается у берега.
Сотни людей молча смотрели, как уходит в плавание безрассудная команда.
Среди стоящих на причале была и Кати.
— Вилем, — говорила она, — я очень тебя прошу, не ходи в этот рейс. В городе шепчутся про него с ужасом.
— Ладно, что поделаешь, пусть он будет последним. Я обещаю тебе вернуться и больше не плавать. Обними, меня ждут. И дай что-нибудь на память, чтобы я мог всё время помнить тебя.
Тогда Кати сняла с себя пёстрый платок и повязала его Вилему на шею.
Парусник вышел в море. Долгие месяцы плыл он на юг, пока перед носом судна поднялся из воды мыс — чёрная голая скала. Был июль — на далёком юге это середина зимы, — белые мухи уже вились между мачтами, а над мысом, как всегда, кружились, тоскливо крича, предвещая очередную бурю, птицы.
— Однако вам повезло, капитан, шторма ещё нет, — сказал кто-то из матросов. — Вам всегда везёт.
Тут-то и задул западный ветер. Он в считанные минуты покрыл море белыми шапками, воя, обрушился на корабль и отбросил его далеко назад.
— Будь всё проклято, я всё-таки пройду этот мыс! — воскликнул Ван Страатен. — Пройду, пройдёте его и вы вместе со мной!
И команда, как один человек, откликнулась:
— Мы пройдём этот мыс!
День за днём — один день ужаснее другого, никто из моряков не помнил таких штормов, даже огромные ленивые тюлени покинули в те дни свои камни — приводил Ван Страатен судно к этому месту. Он уже почти проходил мыс, но злобный ураган каждый раз отбрасывал судно назад. Паруса изорвались, палубные доски позеленели от сырости, в трюмах зарокотала и заплескалась вода, но матросы, ослеплённые верой в капитана и ни словом не возражавшие ему, пытались совершить невозможное.
Дни сменялись неделями, недели месяцами, месяцы сложились в год, и, наконец, Бог, который любит людей, но всегда осуждает безумие и гордыню, разгневался. Он проклял Ван Страатена и его команду и осудил их на вечные скитания по морям до наступления Страшного суда.
Между тем Толстый Боб метался по океану в поисках обидчиков. И вот однажды, всплыв, он увидел на горизонте судно, расположение мачт и парусов на котором показалось ему знакомым.
Команда тоже заметила кита, но заметила, когда он уже мчался прямо на них.