Русс знал звук зимних шагов так же хорошо, как собственное сердцебиение.
Белизна поблекла до синего сумрака. Русс открыл рот и сделал глубокий вдох. Обожженные легкие теперь околели от ледяного воздуха. Глаза уже были открыты, так как их влажная поверхность застыла от стужи. Словно сняли чары, и они снова могли видеть.
Шаги принадлежали ему. Он шел по хрустящему снежному полю, его ноги погружались сквозь наст в рыхлый снег. Каждым шагом ноги проваливались до колен. Примарх замедлился и остановился.
Ночное небо освещало мир нежно-синим цветом. Миллиарды ледяных кристалликов подмигивали миллиардам звезд в космическом флирте.
Леман Русс повернулся на месте. Хотя он слышал свои шаги и чувствовал движение вперед, но следов, ведущих к месту, где он стоял, не было. Снег на плоской равнине лежал непотревоженным. Во всех направлениях суровая сине-белая земля встречала на горизонте сине-черное небо. Холод впивался в голени подобно железу. Холод терзал его легкие подобно когтям. Звезды были чужими, холод – сильнее, чем самая смертоносная фенрисийская ночь. Если бы не его тело примарха, он был бы уже мертв.
Русс обучался подле Императора. Не было ни богов, ни подлинной магии, ни приключений во снах, ни видений. Подобные явления, если и происходили, то были проявлениями варпа, отфильтрованные человеческим сознанием. В объективном смысле они не были реальны. Существовали учения о разуме, учения о душе. В этом заключалась Имперская Истина, которой Он учил.
До Императора Русс обучался у годи. Он вырос с верой в вихтов и призраков, где каболдр и имгр выползали из Нижнего Мира, чтобы добавить сверхъестественных опасностей в мир, который уже кишел смертными опасностями. В той системе верований такие места, в которых нынче путешествовал Русс, были такими же реальными, как и явь, и намного более смертоносными.
Стоя в одиночестве посреди снежного поля Русс знал, во что верил. Он видел слишком много якобы нереальных вещей, которые оказались слишком реальными. Он был достаточно мудр, чтобы понимать несущественность реальности или нереальности кого-то или чего-то. Верным был вопрос: могло ли оно его убить?
Ква сказал «да». А он редко ошибался.
Полученные у дверей ожоги исчезли, как и его ритуальная одежда из кожи. Теперь на примархе было облачение из шкуры волков, неумело отрезанной и сшитой для его громадного тела. Хвосты зверей висели в странных местах. Это была насмешка над одеянием вождя. Такую в сагах носил трикстер. Русс не мог не заметить этого.
Это не имело значения. Ничто не имело, если он не уберется с холода.
Созвездия рун соединяли звезды. Периферийным зрением он замечал линии между ними, начертанные в свете звезд, но когда поворачивался, чтобы лучше рассмотреть, они снова исчезали во тьме. Одно сочетание он узнал: путаница из отметок при определенном угле зрения создавала очертания пустотного корабля типа «Глориана». Когда примарх присмотрелся, оно тоже исчезло. «Его собственный, – гадал Русс, – или Гора?»
Слева раздался одинокий протяжный вой. Русс стремительно обернулся, из его рта вырвались клубы ледяного пара, словно из пасти снежного дракона.
Вдалеке, почти у горизонта сидел одинокий волк. Его черная шкура сливалась с ночным небом. Даже глаза примарха едва различали зверя. Вспыхнули белые зубы и желтые глаза, и зверь пошел прочь.
Лицо Русса окаменело. Без промедления он бросился в погоню. Арктическая пустошь тянулась на лиги. Волк бежал быстро, и Русс мчался за ним, не отставая, но и не догоняя. Воздух обжигал его легкие. В задней части гортани ощущался привкус охлажденной меди. Застывшая в носу влага хрустела и жалила. Он сорвал волчий хвост со своего пестрого костюма и зажал его в зубах. У шерсти был отвратительный вкус, она смердела мускусом и вскоре покрылась льдом от дыхания примарха, но хвост спас легкие от превращения в куски замороженного мяса.
Русс бежал, не снижая темпа. Ноги в ботинках онемели. Сведенные судорогой руки напоминали когти. Но он не останавливался. Впереди бежал волк. Каждый его шаг выбрасывал мерцающие кристаллики, но ноги не погружались в снег и не оставляли на нем следов. Русс же часто спотыкался, его ноги проваливались в невидимые ямы. Не один раз он уходил по грудь в снег. Когда казалось, что волк исчезнет впереди, глубокий снег закончился и Русс споткнулся, проклиная между судорожными вдохами всех жрецов. Они бежали целыми часами. Свет ни разу не изменился. Солнце не поднялось.
Наконец, когда легкие примархи пылали, словно расплавленный металл, а в конечностях ощущались первые симптомы обморожения, на горизонте появился желтый свет. Русс был слишком изможден, чтобы обрадоваться. Он еще больше подстегнул себя, идя по следу волка.
Зверь замедлился. Свет разделился пополам, затем на три части, затем больше, пока не превратился в маленькие окна в низкой стене длинного дома вождя, похожего на перевернутую пятидесятиметровую волчью лодку. Его крыша посередине сильно расширялась, заостряясь к обоим концам, где скрещенные угловатые столбы с оконечностями в виде резных волчьих голов образовывали каркас для поддержки центральной балки. Толстый слой снега скрывал дранку крыши и поднимался тонкими башнями на столбах. Из дымохода лился свет, а из открытых ворот огни отбрасывали на землю большую желтую трапецию.
Еще больше замедлившись, волк подошел к дому, утратив часть волчьего облика. Одним прыжком он перешел с четырех ног на две, передние лапы изменили форму, превратившись в человеческие руки. За следующие несколько шагов его плечи расширились, а задние ноги удлинились. В остальном он оставался волком, волосатым и таким темным, что походил на тень на светлом участке снега. Руки заканчивались когтями, и хотя он шел прямо, задние ноги сохранили волчье строение скакательного и коленного суставов и пясти.
Волкочеловек завыл, заявляя о себе, и с важным видом вошел в зал.
Русс побежал. Он не видел, что было за светом. Несмотря на убийственный мороз, окна были открыты, словно хозяин дома радовался нескольким мягким дням фенрисийской весны, перед тем, как лето Волчьего Ока погубит все.
Русс прикрыл ладонями глаза, но все равно ничего не разглядел в свете.