Но он не падет.
Поэтому он умолчал об искушениях Ка’Бандхи и Кайрисса на Сигнусе Прайм и попытке Мадаила на Давине сделать из него нечто более ужасное, чем магистр войны. Существование Империума Секундус он сохранил при себе. Мотивы Гиллимана создать второе царство были чистыми, но их легко могли счесть предательством, а свою собственную роль Императора этой недолговечной империи он желал забыть. У него было слишком много секретов, и хотя он бы с радостью излил душу отцу, но не был готов пойти на тот же риск с братьями и Малкадором. Он чувствовал, как могучий разум старого псайкера прощупывает его, пока он говорил, проверяя правдивость его слов, чтобы увидеть, нет ли за ними лжи. Сангвиний обладал достаточной психической мощью, чтобы дать отпор регенту, хотя одного сопротивления было более чем достаточно, чтобы вызвать подозрения у старика.
Ангел рассказал им все остальное. Тихим голосом он раскрыл им истинную мощь нерожденных и задействованных ими чар. Он рассказал о кровавых дождях и планетах в костяных клетках. Он едва верил тому, что сам говорил, хотя и видел все собственными глазами.
– В сравнении с тем, что они могут делать, – сказал Сангвиний, – самые могучие деяния Магнуса – обычные фокусы.
Он рассказал им о Теневом крестовом походе, в ходе которого Лоргар и изменившийся Ангрон опустошили десятки миров, об устроенном Конрадом Кёрзе терроре на Макрагге, о своих беседах с их безумным братом. Он поведал о своей симпатии к Ночному Призраку, ведь это было правдой. Рассказал о нападении на Фарос, об операции на Давине и адской трансформации, которой подвергся этот мир. И наконец, о том, как он, Лев и Гиллиман уничтожили место, где поддался порче Гор, и как тем самым способствовали усмирению Гибельного шторма, а обитающие в варпе ужасы явились в эту странную новую эпоху. Для всех, кроме Малкадора, Сангвиний выглядел рассеянным, словно его ум занимали более важные вопросы. Только Имперский регент понимал, насколько важнее нерассказанные Ангелом тайны, и его проницательные глаза не отрывались от лица примарха все время, пока он говорил.
К тому времени, как Сангвиний закончил свой рассказ, а братья задали свои вопросы, был уже поздний вечер. Верхние уровни атмосферного загрязнения придавали закатам Терры восхитительно красочные оттенки. Комната, в которой они беседовали, была насыщена темно-оранжевым светом.
Разговор неминуемо обратился к тому, что необходимо делать далее. Дорн активировал гололит, изображающий весь диск галактики. Сквозь него бил солнечный цвет, придавая звездам кровавый оттенок.
– Вот наша диспозиция, – сказал Преторианец. – Здесь на Терре у нас четыре Легиона. Лев проводит свою стратегию возмездия. Гиллиман, продвигаясь к Терре, изводит атаками изменников.
– Ему следовало идти прямиком сюда, – заметил Джагатай. – Скорость маневра выигрывает битвы.
– Он решил, что лучше пусть прорвется один Легион, чем никто, – пояснил Сангвиний. – Лев и Гиллиман разделили силы предателей. Когда молот Гора нанесет удар, нам будут противостоять меньше врагов. Эль’Джонсон изматывает силы магистра войны, а Гиллиман гонит его на нас. Их отвлекающие удары позволили мне добраться сюда. Наша диспозиция, наконец, позволяет диктовать ход войны. Мы можем победить.
– Мы тоже разделены, – сказал Хан. – Здесь могли быть шесть Легионов.
– Они значительно превосходят нас в численности, – возразил Сангвиний. – Разделение их сил было лучшим выбором. Им нельзя было позволить привести сюда всю свою мощь.
Дорн кивнул.
– Сангвиний прав. Кампания Льва выиграет нам время, а действия Гиллимана дадут нам драгоценную возможность выбора верного момента.
– Сколько у нас времени? – спросил Хан.
– Это неважно, сколько времени мы выиграли, – подал голос Русс. – Его недостаточно. Мы видели корабли Сангвиния и Хана. – Леман сделал большой глоток вина. – И мои. Наши флоты истощены. Марс открыто бунтует. У нас нет времени , братья. У Гора по-прежнему есть два выбора: он может атаковать нас здесь и разгромить то немногое, что осталось от наших сил или же постепенно истощать нас, пока не останется никого. В обоих случаях он выигрывает.
«Ангел и Волк больше схожи, чем кажутся, – подумал Сангвиний. – Я утончен снаружи и свиреп внутри, Русс – наоборот. Сколько подобных отражений заложил Император в Своих сыновьях? И почему?» Он подумал о Кёрзе, еще одном, темном отражении самого себя.
– Это было верно несколько недель назад, – взял слово Дорн. – Сейчас он вынужден форсировать события. Благодаря действиям наших братьев Гибельный шторм стихает. Теперь, когда мы можем сконцентрировать свои силы, он нанесет прямой удар. Он захочет осадить Терру, прежде чем Гиллиман сможет привести своих воинов из Ультрамара. Из-за Льва, опустошающего владения предателей, его собственная возможность получать подкрепления уменьшится. Войны на истощение не будет. Все решит скорость действий.
– Легион Гиллимана сохранил значительную часть своих сил, – сказал Сангвиний. – И он может задействовать всю мощь Пятисот Миров. Лоргар и Ангрон опустошили их, но царство Гиллимана велико и хорошо организованно. У него самый многочисленный Легион. Войска Гора понесли потери, многие из которых они нанесли себе сами. Не стоит переоценивать их мощь. Гор скоро выступит против нас, когда не будет того желать.
– Я не сомневаюсь в этом, – сказал Русс.– И все же у нас нет возможности пополнить наши флоты. Мы не готовы выдержать главный удар по Терре. Нападение Альфария должно было показать нам это.
Дернувшаяся мышца на линии серебристых волос Дорна выдала его раздражение заявлением Русса.
– Ты тоже прав. Нам не нужно наносить ответный удар, – сказал Дорн. – После того, как мы спровоцировали его, мы должны замедлить наступление магистра войны. Если нам улыбнется удача, мы даже сможем остановить его до того, как он доберется до Терры. Мы можем выбрать эту стратегию. И теперь магистр войны должен реагировать, а не мы.