— Не Петя, а Саша.
— Ну вот, тем более.
— Расскажите, я пойму. Что, например, такое — электрон?
Сергей Иванович посмотрел по сторонам, нагнулся ко мне и прошептал:
— А этого, честно говоря, никто на всем свете не знает.
Тут я немножко успокоился.
— А все-таки сделали, что камера лучше стала видеть?
— Да, это сумели. Вот камера — суперортикон называется, самая чувствительная. Из неосвещенных помещений может передавать. Хоть из мешка.
— Значит, самая лучшая? Ее и надо всегда брать.
— Да нет, у нее свои недостатки. К сожалению, так в жизни всегда: в этом выиграл, зато в другом проиграл. Нос вытянул, хвост увяз.
— Какой хвост?
— Память у этой камеры слишком долгая. Постоял перед ней человек и ушел. А на экране некоторое время его контур остается. Вроде как дух его. Привидение. Запечатывание называется. Запечатывается изображение. То есть тебя уже нет, а на экране ты еще есть, хоть и еле-еле, бледно. А представляешь, когда много народу, и все двигаются, и от каждого привидение остается? Нехорошо выходит, странно как-то.
— И что же делать?
— А не знаем. Может, ты эту проблему решишь в свое время. А сейчас пока — покачиваем.
— Чего?
— Камеру покачиваем. Чтобы, скажем, пиджак твой все время на одно место не попадал, а слегка двигался, размазывался, а то уйдет он вместе с тобой, а привидение твоего пиджака будет еще секунд пять в кадре висеть. А там уже, может, балерина выступает. Вот самая новая у нас камера — Ка-Тэ сто шестнадцать. Довольно удобная. И картинка, как мы говорим, хорошая... Вот — ручка «буша» — поднимается камера легко... опускается... вот трансфокатор — приближение объекта... укрупнение... можно вручную, а можно автоматически — вот так.
Черное кольцо на ручке стало медленно крутиться, а букет цветов на экране стал наплывать, приближаться, увеличиваться.
— Значит, что перед камерой стоит, то она и показывает?
— Да.
— А зачем же тогда человек? Я видел, как за камерой притаившийся человек стоял.
— A-а. Это оператор.
— А зачем он? Камера и без него показывает.