И главное, лицо-то открытое, взгляд синих очей ясный.
Нет, быть того не может, чтобы наследник престола... шутит, ясное дело.
- Или вот начнутся под новый год петардами пулять. Крепко не люблю... салютов тоже... особенно, когда пушки. Вообще глохну, - он потрогал ухо. - Одного разу вовсе решил, что отвалилось...
- На месте, вроде бы...
- На месте, - согласился он. - Садись. Кофею хочешь? Или чаю?
Чаю Лизавета не хотела, а вот пообщаться с наследником - так очень даже... когда еще подобный шанс выпадет? И вообще, вон, на Западе давно уж власть к народу простому приблизилась. И газеты тому лишь поспособствовали.
Интервью печатают.
А наши... наши только восхваляют по старому обычаю.
Правда, Соломон Вихстахович мудро велел в политику не соваться, а наследник престола - это самая политика и есть, но... она ж, может, еще ничего и не напишет.
- Спасибо.
- Не за что, - он устроился в креслице, будто гора опала, поерзал и пожаловался. - Тесное...
- Так пусть новое принесут, пошире...
- Тем месяцем приносили... маменька опять заругает. Говорит, что я ем много. Я Лешек...
- Лизавета, - сказала Лизавета, дурея от восторга. Лешек... кому рассказать...
...потом, после конкурса...
- ...можно Лиза.
- Ага... ты сласти любишь?
- Люблю.
- Погодь тогда... - он тяжко выбрался из кресла и вышел. Причем двигался, несмотря на вес свой немалый - неужто целителей нет во дворце хороших, чтобы проследить? - легко, будто танцуя. А вернулся с подносиком. - Я туточки сам... а то ж маменька вечно кого приставит... следят, следят... чего? Еще и в постель лезут.
- Следить?
- А то... за постелью постельничий следить должен, а не эти... на от, - он наполнил кривобокенькую кружку чаем и протянул Лизавете. - Я ее давече сам сделал!
И произнес это с немалою гордостью.