- Лика!
- А разве не так? Папенька, я тебя люблю... и деда уважаю, но вы хотите невозможного! Я могу улыбаться, могу играть в прелестницу... могу... не знаю, хоть на голову встать, но это ничего не изменит! Насколько я успела понять, княгиня настроена весьма решительно... и меня это пугает.
Произнесено сие было тихо, но Димитрий все же решился сплести махонькое заклятьице. Будучи слабым, неприметным, оно не должно было потревожить Таровицких, а вот беседа эта оказалась преувлекательнейшей.
- Она целительница.
- И что? Нет, я не думаю, что она решится на убийство... во всяком случае, если правду говорят, и княгиня справедлива, то ко мне у нее претензий не будет. А вот тебе и деду стоит быть осторожней... и вообще, не понимаю!
- Чего?
- Ничего. Что тогда произошло? Не отворачивайся, я слышала, как ты с маменькой разговаривал...
- Что слышала? - Дубыня напрягся.
- Не все. К сожалению, - княжна Таровицкая сбросила маску прелестной девицы, голова которой забита исключительно шелками, кружевами и перламутровыми пуговичками, - но достаточно, чтобы понять. Ты сжег то поместье...
- Молчи.
А вот это уже на признание тянет, правда, слабоватое. Одного свидетельства Димитрия будет недостаточно, княжна перед судом от слов своих отречется, сыграет капризную девицу, которая сплетни папеньке пересказывала. Дубыня же...
- Папа... это такая тайна, которая и не тайна совсем... думаешь, дома об этом не шептались? Или вот здесь... да тут, почитай, все уверены, что ты или отправил Одовецких в царство Божие, или просто ситуацией воспользоваться сумел...
Дубыня наливался краской.
Губы побелели. Черты лица заострились.
- Успокойся, - Солнцелика погладила отца по плечу. - Я... не то, чтобы не верю, что ты не мог этого сделать. Просто... мне хотелось бы знать, почему? И не только мне... объяснись с княгиней. Может, она поймет...
- Не поверит, - Дубыня дернул рубашку, и махонькие пуговицы поскакали по полу. - Если б все так просто было...
- Тогда земли верни.
- И что она с ними делать станет? Одовецкая целительница, каких свет не видывал, - он потер грудь и тяжко прислонился к стене. - Но хозяйка из нее преотвратнейшая... ты бы видела, что там творилось... я просто порядок... навел... и деньги... я ж ни грошика... себе...
...а ему и вправду дурно.
Вот ведь... про то, что у старика Таровицкого с сердцем худо, Димитрий знал, как и то, что старик оный давно уж удалился в семейное имение, которое, если и покидал, то ненадолго и недалече. А выходит, не он один с сердцем мается.
Надо будет намекнуть целителям, пускай глянут.
- Присядь... пойдем... тут недалеко... вот сюда. Матушке отпишусь, пусть приедет и на тебя наругается... затеял игры, - княжна Таровицкая ворчала, но незло, напротив, в словах ее виделось искреннее беспокойство за батюшку. - Не так ты и молод...