- Оно и верно, но... это просто... сердце, - княгиня прижала ладонь к груди. - Пошаливает... Ясенька встретила тогда своего Тихомира, сама перед Дубыней повинилась. Сказала, что он ей как брат старший и всегда останется, а сердцу не прикажешь. Тебе ль не знать.
Императрица знала.
Не прикажешь, истинная правда. И когда сердце это, теплым янтарем в груди сидевшее, вдруг вспыхивает болью, и когда вскипает золотая кровь в жилах, а роскошные - куда местным красотам - палаты становятся тесны и темны...
...она понимала.
- Он злился, конечно, но... против нее не пошел. Вот Довгарт, тот крепко гневался. Обвинил меня в обмане. А какой обман? Мы ни в храме слова не говорили, ни бумаг не составляли... требовал, чтобы я девку урезонила. Только... я не хотела, чтобы как со мной.
...не можем.
И выходила дочь Великого Полоза к проклятому озеру.
День за днем.
Ночь за ночью.
Мыла чудесные волосы свои в живой воде, и ждала, ждала своего человека... дождалась.
- Я ему так и ответила, нжевозможному человеку этому, что, мшол, не будет счастья без любви, чрто не стану Ясеньку неволить, знаю, ккаково это с... она ведь не я, сильнее, и слушать не станет. А попробую приневолить, сбежит... если и вовсе... кто я ей? Матушка потерянная. Он же мне ответил, что пороть никогда не поздно, а девок слушать - глупость неимоверная. И я, стало быть, дура, если позволяю так с собой...
Она вернула яблоко на стол и отерла руки кружевным платочком.
- Мы, помнится, крепко поругались тогда, но... он заявил, что видеть меня на своих землях не желает. А я ответила, что и ладно, но пусть не зовет больное сердце силой подпитать, все одно не приеду.
Усмехнулась невесело и призналась:
- Правда, если б позвал, полетела бы...
- Не позвал?
Покачала головой.
- Нанял целителя... толкового довольно, я узнавала. Я ему после тишком рассказала, за чем следить, а там аккурат смута началась. До наших краев она добралась, да какой-то слабою. У нас тяжело бунтовать, потому как выставят за ворота и рассказывай волкам о равенстве. Нет, наши земли порядок любят. Да и поместный люд все ж иной. Тот, который дурного нраву, долго не задерживается на свете Божьем... после уж я письмецо получила от подружки старой. Та снова ко двору звала... я и поехала. Чего, подумала, молодым мешать?
Княгиня смолкла, глянула в зеркало: Дубыня прогуливался по саду с дочерью своей. И говорил что-то. И голову наклонял, ответы слушая, и улыбался так хорошо, светло...
- Да и... слышала, что Довгарт отличился... был жалован... знала, что Дубыню своего он женил... подумала, грешным делом, замиримся. Что старые обиды лелеять? Соседи же... он на мои письма не отвечал, дуболом старый. Но в глаза я б ему сказала.
- Сказала?
- А то, - княгиня провела пальчиком по брови, выравнивая. - Сказала... как есть сказала... и что упрямец он, и что дуболом... разве ж можно в войну лезть с сердцем слабым? Вернулся... привез с собою царскую милость, а еще подагру и кости ломаные... на Гнилополье был, аккурат под мертвую волну попал, после ногу ему отняли, правую. Как выжил? Небось, только норовом своим отвратным.