— Ладно. Ты всегда был упрямым, Монета. Маленьким, упрямым змеенышем, который не знает, что означают совесть, честь и принципы. Ты всегда любил нагадить в кормушку. И делать больно. Сколько раз я вставал за тебя? Сколько раз я спасал твою задницу, когда ты попадался? Сколько раз ты меня предавал и обставлял все так, что это я потом сам просил у тебя прощения? Но знаешь, — в очередной раз тряхнув молодого человека, словно нашкодившего кутенка, Гейдж усмехнулся. — Думаю, пора с этим кончать. Еще один карманник поскользнулся и упал на собственное перо, когда убегал от шерифа. Больно уж не хотел примерять ошейник… Бывает.
— Ты… — Монета кашлянул… — серьезно?
— Извини, — усмехнулся шериф. — Последнее слово?
— Это ты извини, друг, — слабо улыбнулся вор.
Глаза громилы удивленно расширились. Могучая хватка внезапно ослабла, и шериф, покачнувшись, шагнул назад, вскидывая к рассеченному горлу руки. Некоторые говорят, что кровь из поврежденных артерий бьет фонтаном, хлещет во все стороны тугой струей, но это не совсем правда, во всяком случае, не настолько, чтобы Монета запачкал штаны и куртку. Да, крови было много, очень много, Гейдж был крупным юношей, и несколько капель, всё же, попали вору на ботинки, но он это, пожалуй, переживет.
Подбросив в ладони окровавленную серебряную чешуйку, молодой человек убрал ее в карман куртки, одернул воротник и, покосившись на уже затихающего шерифа, посвистывая, двинулся к выходу из переулка. Все знают, Монета не любит насилие. Он даже мяса почти не ест, потому как от вида крови блевать начинает… А помните, как он сознание потерял, когда кто-то при нем курицу зарезал? Мерзавец, конечно, но не убийца. Нет, не убийца. Молодой человек покачал головой. Бедная Марта… Она так любила сына… Надо бы сегодня к ней зайти и утешить. Может, «прикупить» ей подарок? Бусы или колечко. В конце концов, теперь, когда за ним никто не следит, можно и поработать. Замысловатый ритм песенки отражался от каменных стен и вяз в тенях. Несмотря на разбитые губы, вор не допускал в мелодии ни одной фальшивой ноты. В конце концов, если нет мастерства, к чему сотрясать воздух попусту? Монета улыбался.
****
— Эх, было время, девонька, было времечко… Сколько мы с твоей подружкой дел натворили. Сколько браги выпили… Сколько народу пере… Кхм… э-э-э… А дай-ка, лучше, мне во-он тот ключик. — Покрытая разводами масла и въевшейся грязью ладошка маленького механика, на мгновенье показавшись из-за края капота грузовика, ткнула в сторону груды сваленных в кучу инструментов и снова скрылась из виду.
Послушно кивнув, Кити поспешно подхватила увесистый, размером с хорошую дубину разводной ключ, неловко влезла на отбойник, встав на цыпочки, ткнула им куда-то в глубину моторного отсека.
— Ай!.. Спасибо, девонька, век твоей доброты не забуду…
— Извините, — пробормотала девушка, скорее услышавшая, чем почувствовавшая соприкосновение тяжелой головки ключа с головой коротышки. — Я нечаянно…
— Да брось, красотуля. — В унисон резкому металлическому лязгу довольно проворчал карлик. — С тобой работать — одно удовольствие. Хоть, поболтать есть с кем. А инструмент правильно подавать еще научишься. Это даже хорошо, что Фурия решила тебя здесь оставить. Даром, что с виду — костоломка бешенная, в душе, всё одно, баба. Спорить готов: полдня теперь по рынку шариться будет. И накупит кучу тряпья. А тебе там светиться ни к чему.
— Мне Ллойс тоже так сказала, а почему — не объяснила, — рассеянно почесав образовавшийся на запястье от соприкосновения с кузовом грязевой мазок, Кити осторожно присела на лежащую на полу покрышку.
— Ну, во-первых, ты красивая, а красивой девчонке в нашем городе в неприятности влипнуть — как два пальца об… кхм-м… Легко, в общем… — Прогудел продолжающий греметь железом где-то в недрах фургона механик, — Искра-то за себя постоять сможет, а вот ты… что-то сомневаюсь, девонька. А, во-вторых… а, во-вторых, кто бы мне инструмент здесь подавал? — Максимус довольно захихикал, — кстати, там где-то молоток валялся, небольшой такой, с красной ручкой…
Поднявшись со своего импровизированного сиденья, Кити оглянулась по сторонам и, найдя искомое, аккуратно вложила рукоятку инструмента в показавшуюся над решеткой радиатора чумазую ладошку.
— Ага, молодец, девонька, с молотком-то дело, думаю, быстрей пойдет. Как мой батя говаривал, когда напивался, кувалдой и ломом всё починить можно, хоть машину хоть человека. — Рука карлика снова исчезла из поля зрения Кити.
Из моторного отсека раздались гулкие ритмичные постукивания.
— А как ты с Фурией скантовалась? — Нарушил через некоторое время молчание Болт. — Так-то у нее друзей не много. И большую часть я знаю, как облупленных. У тебя на шее след от ошейника. Значит, рабыня. Свежий. Значит, сняла недавно. На бойца, ты, извини, конечно, не тянешь, масть не та. Для работницы в теплицах или еще где, ты слишком гладенькая, а для бордельных слишком… простая, что-ли… И уж точно бл… кхм… бордельные девочки не такие скромницы, как ты. К тому же Искра, как мне помнится, шлю… э-э-э, путан на дух не переносит. Служанкой в доме была?
— Была, — поспешно отведя глаза в сторону от грузовика, девушка нервно поправила чуть сбившийся набок шейный платок. — Только не в доме, а в гостином дворе. Кухарила и еду подавала. Может, вам еще что-нибудь подать, господин Максимус?
— Господин… — искаженный стальными потрохами грузовика голос карлика звучал гулко и глухо, но Кити поняла, что маленький механик с трудом сохраняет серьезность. — Я никому не господин, девонька. И никогда не был. Лучше, зови меня просто Болт. Ну… или Мотыль, если хочешь. Хотя… меня давно так не называли.
Из моторного отсека снова раздался лязг, неожиданно сменившийся громким бульканьем.
— От, зараза… Это что за дерьмо вместо масла?! Парафин, что ли?! Дизель лила?.. Или моторку с чем-то мешала?! Вот тля, Искра, ну разве так можно? Движок ни за понюшку табака в хлам угробила. Да тут говна столько, что его на хлеб можно мазать! А ну-ка…