Его лицо осталось непроницаемым, таким закрытым и таинственным, каким оно бывало иногда, правда теперь я знала, что это означает. Он что-то скрывает, считая, что тем самым защищает меня. Мне же казалось, что он просто отказывается делиться со мной важной информацией.
— С чего ты решила, что я говорил с королевой?
— У кого еще есть шанс убедить ее держаться подальше, кроме Мрака королевы?
— Я больше не ее Мрак, а твой.
— Тогда скажи мне, что она сказала и чего хочет.
— Она хочет увидеть внуков своего брата.
— Ты рассказывал, что она все еще мучает людей при дворе, — сказала я.
— Во время последнего охватившего ее безумия, но в нашу встречу она была почти спокойной.
— Насколько спокойной? — уточнил Рис, и судя по его тону и выражению лица, он не верил, что она может держать себя в руках.
— Она казалась самой собой, какой была, пока гибель Кела и ещё наш отказ от трона не свели ее с ума.
— Ты по-прежнему считаешь, что она пыталась быть столь безумной для того, чтобы дать повод придворным убить ее?
— Полагаю, тогда она искала смерти, или же ей было наплевать жить или умереть, — сказал Дойл.
Я вспомнила изувеченные, окровавленные тела тех, кого к нам приносили или кто смог сбежать к нам самостоятельно в поисках убежища. Королева не пыталась преследовать бежавших придворных, хотя не было тайной, что они пришли к нам в поисках политического убежища.
— Если бы она оказалась на твоём месте, а ты на ее, она отправила бы меня убить тебя еще несколько месяцев назад, — сказал Дойл.
Я кивнула, притягивая Гвенвифар чуточку ближе, чувствуя, как крепко она уснула на моих руках. Это помогло мне успокоиться и сымитировать:
— «Где мой Мрак? Приведите моего Мрака!» — сказала бы она. И ты бы пришел ко мне, словно тень, чтобы отнять мою жизнь.
— Я сделал бы то же самое для тебя, если бы ты только пожелала, Мередит.
— Я знаю, но я бы не рискнула отправить тебя назад в Неблагой двор, Дойл.
— Если кто и способен убить королеву и выжить, чтобы рассказать об этом, так это Дойл, — сказал Шолто.
— Да, если кто и может это сделать, так это он, я знаю.
— Тогда отчего мы медлим?
— Оттого, что «если» звучит при каждом нашем разговоре об этом, и я не готова рисковать Дойлом из-за этого «если».