Для любящих сердец нет времени. Секунды счастья длятся столетиями, а всю жизнь можно уложить на ладони в мгновение блаженства. Такая любовь неподвластна тяготам быта, и даже старость не властна над нею. Подобно кокону она обвивает свою жертву, овладевая ею, и лишь в нём сосредоточена вся жизнь. И только року подвластна дальнейшая судьба. Суждено ли зародиться бабочке, прожить жизнь днём блаженного счастья или оставив мечты и надежды ползти гусеницей по угрюмой дороги жизни.
Ворча и чихая, как седовласый старик, автобус остановился у перрона. Коля взял меня за руку. В душе зрели зёрна сомнений, рука невольно отдёрнулась.
— Может, стоит оставить эту затею? — Мне было страшно неизвестность всегда пугала меня и даже он, мой лучик, не мог дать уверенности сердцу.
— Тебе нечего бояться. — Его голос прозвучал так уверенно, что раскаты паники ни надолго покинули моё тело.
— Я знаю, но… — его палец лёг на её нижнюю губу.
— Всё будет хорошо, они тебя примут. — Океан этих чудесных глаз не способен ни на обман, ни на предательство. Он может лишь смыть волной, утащив в свои глубины заглядевшегося его красой.
— Очень на это надеюсь. — Коля словно пушинку подхватил меня со ступеней старенького ПАЗА.
— Как же здесь красиво, — окинув глазами сумерки, шепнула я ему на ухо. Опустевший перрон гипнотизировал своей тишиной и только потрескивающий щебет одинокого фонаря освещавшего нас сотрясал сумрак стремительно наступающей ночи.
— Да, полный штиль, ни дуновения ветерка, тишина. Так и веет спокойствием.
— Такие затишья несут с собой жестокие бури.
— Только не здесь. Оглянись вокруг, полной грудью вдохни этот чудесный воздух и ты поймешь, почему за два с лишнем столетия небольшой казачий курень вырос в прекрасный город. Он не подвластен бурям — это поистине райский уголок. — Парень опустился на колени — Сколько пережили эти рельсы, — его тёплая рука скользнула по безжизненно холодному железу — по ним наши деды уходили на фронт, их нити паутиной связывают города друг с другом, они объединяют и разделяют судьбы, унося вдаль любимых и воссоединяя их вновь, а сами такие холодные. Будто им чужды наши проблемы.
— Ты у меня неисправимый романтик. — Руки обвили его лицо, чуть алые от холода ноябрьской ночи губы вновь скользнули по его гладко выбритой щеке.
— Пойдём за билетами? — В душе Коле хотелось как можно быстрее познакомить меня с родителями и объявить о помолвке, как только закончится срок службы, я тоже этого хотела, но страх не понравиться его родителям был сильнее.
— Я подожду тебя тут, позвоню родителям, они наверное уже беспокоятся.
— Я скоро. — Прощаясь словно на век, он вновь прижал меня к груди и поцеловав в лоб, скрылся из под покрова фонаря.
Господи, как же пережить всё это, мама будет в ярости, отец мне этого никогда не простит, но я должна решиться позвонить домой.
В руке блеснул телефон, дрожащие толи от холода, толи от страха пальцы быстро набрали знакомый номер. Первый же гудок оборвался на середине. Звонка явно ждали.
— Мам?
— Ты где?
— Не беспокойтесь, я вас умоляю, со мной всё хорошо. Мы с Колей едим к его родителям в Киев, вернёмся через несколько дней.
— Ты с ума сошла?
— Мама, у нас всё серьезно.