Гешка подошёл и сел на кровать, я на табуретку возле бочки.
Лёка покосился в нашу сторону, но продолжал пускать дым. Потом спросил:
- Шамать хотите?
Гешка качнул головой.
- Ну, как хотите, - сказал он. - А я еще не обедал.
Он тяжело поднялся и сел, облокотившись на бочку. Отломил по куску хлеба и подвинул нам.
- Давай, пацан, - сказал он,, глядя на меня. - Хамсу ешь. А то страху сегодня натерпелся, до сих пор бледный.
- Я-то... - протянул я растерянно и немного хорохорясь.
Он улыбнулся. У него было худое и, наверное, красивое лицо. У него были белые ровные зубы и печальная улыбка.
- Всё равно молодец, - сказал он, - стоял трясся, а не бросил его.
- Пропадёшь ведь, - сказал Гешка.
Лёка перестал жевать и снова откинулся на кровать. Он смотрел в потолок остановившимися глазами и молчал.
Мы тоже молчали.
- Я до войны мечтал быть моряком... Как отец… А теперь у меня нота чешется! Та, которой нет... - Было слышно, как тяжело и судорожно он дышит. Наконец, ему удалось перевести дыхание. - Сегодня пацаны кепок понатаскали. Ты думаешь, это много? Три кепки мне досталось. Надо бы теперь загнать, а загонять неохота. И вообще мне ни черта неохота. Разве только что жрать... Это мне всегда охота.
Он чиркнул зажигалкой и прикурил потухший «бычок».
- Заберут, хуже не будет, - сказал он, затягиваясь.
- Говорят, что протезы... - начал Гешка.
- Говорят, кур доят, оборвал его Лёка. - Протезы денег стоят, думать надо.
Гешка растерянно замолчал. Потом, легонько ткнув меня в затылок, сказал:
-Ладно, пошли.
- Сначала, синьоры, прямо, потом направо и налево, - сказал Лёка.
- Не заблудимся, - улыбнулся Гешка.