— Да я… Да у меня…
— Фото, говорят тебе.
Слободкин долго рылся в карманах гимнастерки, будто и в самом деле не помнил, есть ли у него фотография. Наконец извлек крохотную, с почтовую марку, карточку.
— Вот, смотри, только, чур…
— Иван Скачко?
— Ага.
— Ничего. Очень даже ничего. Одобряю.
…В эту ночь Слободкин рассказал Кузе историю своей любви. Их койки стояли рядом, у самого окна, и, когда все в роте заснули, Слободкин зашептал над самым ухом товарища:
— Познакомились мы случайно в Клинске. Помнишь, когда под Новый год к шефам ездили?
— Я не ездил.
— Ты-то в наряде был, а вот мне повезло.
— Так уж сразу и повезло?
— Ты слушай, она такая хорошая… Я думаю теперь о ней все время. Где бы ни был — на занятиях, на стрельбах, в самолете, — из головы не выходит. Ночью вижу ее.
— Кто ж такая?
— В школе учится.
Кузя тихонечко свистнул.
— Но ты не подумай, не девчонка какая-нибудь. Умница, и ямочка на щеке.
— Ямочка?
— Когда улыбнется, уползает вот сюда. — Слободкин показал на своем лице, куда именно уползает ямочка.
— Криворотая, что ли?
— Дурак ты, Кузя. От счастья это, понимаешь?
— От счастья?