И, наконец, соблюдая полнейшую осторожность, Вильямс (Четырнадцатый) еще раз попытался на практике узнать, каким же образом был проведен обмен новорожденных. Под личиной мелкого государственного чиновника, проверяющего больничное хозяйство он прибыл в родильное отделение. Все работающие здесь медсестры были отосланы из палаты, где сыновья Эйди и Люэны были всего лишь парой из множества новорожденных.
Четырнадцатый зашел в палату. Все, что он делал, было отрепетировано заранее: Вильямс снимал с каждого ребенка идентификационный ярлычок, менял их местами, а потом стал менять и самих детей. Проведя эти действия он доволльно долго еще стоял, глядя на все эти маленькие кусочки человеческих существ. Буквально через мгновение все они стали выглядеть для него на одно лицо.
Нет, что ни говори, врачи и медсестры, видящие эти созданьица сотнями каждую неделю, никак не могли специально запомнить два личика.
Ну и прекрасно, подумал Вильямс, я сделал все, что мог. Оставаться здесь дольше было бы просто смешно.
Под каким-то предлогом он перевелся в другую больницу. И, естественно, пребывание в медицинских учреждениях постоянно служило важным для него целям.
Он возвратился в свои дворцовые апартаменты, составил рапорт и по соответствующим каналам сообщил, что тот сделан.
После этого он стал с беспокойством ждать.
Затем зазвонил телефон.
Это была секретарша фальшивого офиса, от имени которого, Вильямс действовал в больнице, представляясь мелкой чиновной крысой. Секретарша сообщила, что с ней недавно связалась заплаканная жена врача, который ухаживал за Вильямсом, когда тот играл роль пациента.
Доктор умер, по несчастью свалившись с балкона десятого этажа одного из больничных корпусов.
Секретарь закончила свой доклад:
— Жене покойного казалось, будто он и вы находились в дружеских отношениях, поэтому была уверена, что вы обязательно захотите узнать про несчастье.
— Спасибо, — автоматически поблагодарил ее Четырнадцатый. — Отошлите ей венок от моего имени.
Весь бледный, он повесил трубку.
Убийство.
Свидетелей обмена новорожденных начали убирать.
«Господи, — подумал про себя Вильямс, — ну почему он мне не верит? Ведь я же изо всех сил пытался ему доказать, что эти люди ни о чем не знают».
«Он» и «ему» относились исключительно к его превосходительству, чрезвычайному диктатору Мартину Лильгину.
Похоже, что Четырнадцатый уделил этому вопросу слишком мало внимания. Впрочем, переданное женой врача сообщение вроде бы и говорило, что она его ни в чем не подозревает. Просто так получилось, что, к несчастью, ее муж рассказал ей о мелком чиновнике, инспектирующем их больницу.
Четырнадцатый потряс головой — полнейшая секретность невозможна принципиально. Пусть в малом, хотя бы в обстановке спальной, но она всегда даст утечку.
А если продолжить дальше, если кто-то из врачей, медсестер или административных работников больницы что-то и подозревали (это те немногие, кто сталкивался с мелкой чиновной крысой), то могли рассказать об этом кому угодно: жене, мужу, брату, сестре, знакомому.
Стоя с трубкой в руке, Четырнадцатый подумал: «Все они будут убиты».