— Даже не знаю, наши правительства сейчас не в лучших отношениях, Дэн…
— Ой, да брось, Валентин, а когда мы были в лучших? Но мы ведь люди науки, нам нечего делить, не так ли!
— Это ещё как сказать, Дэн.
В ответ МакКорник снова рассмеялся своим хрипловатым смехом, но быстро притих.
— Послушай, — Рыльский постарался вернуть разговор в нужное русло, — в одной из наших секций имеется подходящий бокс. Это барокамерный модуль, который редко используется по назначению. Он великоват, конечно, и полностью в открытый космос не пролезет, потому что переходный отсек S6 устроен так, что внутренняя дверь в нём значительно шире, чем внешняя. Нужно умудриться поместить барокамеру туда, потом Оуэн и Каннингем затолкают находку внутрь и закупорят там. В самой барокамере есть режим абсолютной герметизации, да и материал у неё достаточно прочный, если что.
— Неплохая идея! Но ты очень хитёр, Валентин. Предлагаешь отдать находку на вашу территорию, чтобы проще затем присвоить себе?
— Не шути так, Дэн. Ты же меня давно знаешь. Если по мне, так забирай её себе и не морочь мне голову. Мои переживания имеют отношение исключительно к людям. Тем, кто сейчас на станции.
На другом конце некоторое время молчали. Видимо, МакКорник какое-то время с кем-то совещался.
— Ладно, по рукам, Валентин Николаевич. Ты прав, безопасность экипажа — прежде всего. Будем хранить эту штуку в твоей барокамере. Детали обсудим по ходу.
12 декабря 2046 года. Борт «Станции-2»
— Эй, долго нам тут торчать? Почему молчит Земля? — Бенджамин Оуэн уже давно хотел вернуться в шлюз, так как двухчасовое нахождение в скафандре породило уже четвёртую волну клаустрофобии, которую астронавт хоть и сумел подавить усилием воли, но после неё всё равно оставался какой-то странный след неопределённости: «А не объявят ли из-за нас с Самантой карантин, и не оставят ли снаружи… навсегда?»
Астронавт периодически вызывал в микрофон Стэндфорда, который сейчас уплыл в дальний отсек, чтобы провести сеанс связи с руководством NASA в ожидании необходимых инструкций. Наконец, голос напарника зазвучал в наушниках.
— Бен, Саманта, как вы там? Не надоело ещё быть наедине друг с другом?
— Не томи, Джо, мы тут запарились ждать возвращения в тёплые кроватки. Не хочешь поменяться с нами местами?
— Послушайте, только что прошло общее онлайн-совещание всех космических центров и экипажа «Станции-2». Ох, и наделали вы шуму, ребята. Похоже, быть вам знаменитыми!
— Лучше скажи, что решили делать дальше?
— Попробуем изучить вашу находку по месту, а потом, если всё будет нормально, заберём её на Землю.
— Значит, нам можно с ней возвращаться?
— Не торопитесь. У русских имеется герметичная камера, сейчас Махновский с Ерохиным как раз буксируют её к шлюзу, будем действовать осторожно, поместим эту штуковину туда, тщательно закупорим, и только тогда можно будет затащить на борт.
— Пусть поторопятся, Джо. Скажи им, что Саманта хочет пи-пи, запаса воздуха у нас почти не осталось…
— Давай, медленно толкай её сюда. Осторожней, не зацепи за край!
Илья придерживал объёмныый пластиковый бокс спереди, в то время, как Сергей Ерохин подталкивал тот сзади. Они вдвоём протащили барокамеру уже через добрых два десятка узких переборок и даже почти нигде не зацепили её краями. Поблёскивая полукруглой выпуклой крышкой, поворачиваясь то одним то другим боком, камера блестела в свете бортовых ламп. Почему-то сейчас она почти не казалась настолько громоздкой, как тогда, когда была прикреплена к полу в одном из научных отсеков. Тащить в невесомости её было не так сложно, как если бы пришлось это делать на Земле, но всё равно оба космонавта изрядно употели.