Она терпела только потому, что Алексей более-менее обеспечивал ей ту жизнь, к которой Лика стремилась. К тому же требовательная красавица очень надеялась, что, приобретя официальный статус мадам Тарасовой, получит то, чего ей так недоставало: деньги и право голоса. И вот тогда весь мир падет к ее ногам. Что до Алексея с его скучной работой и такими же скучными друзьями, то пусть он делает, что хочет. На долю Лики удовольствий хватит.
Стоило ей подумать об удовольствиях, как телефон призывно зачирикал, замигал панелью. Услышав мелодию, Лика радостно улыбнулась, схватила трубку и произнесла томным голосом:
— Привет! А я только собиралась позвонить.
— Ну что, уехал Алексис? — хихикнул голос из динамика.
— Да, — фыркнула Лика. — С бывшей своей, как всегда. Скорбеть и плакать. Дурдом «Солнышко», не иначе.
Голос вздохнул.
— И как ты это терпишь?
— Из последних сил, — рассмеялась Лика. — Хотя, не будь тебя, я бы давно сорвалась и высказала все, что думаю и о нем, и об этой хреновой монашке.
— Встретимся сегодня?
— Конечно.
— Как обычно, у тебя?
— Естественно, — фыркнула Лика. — У тебя-то, как всегда, полон дом. А мне не хочется спешки. До вечера его точно не будет, так что мы можем себе позволить не париться.
— Тогда я выезжаю, — обрадовался голос, а потом добавил с ядовитым смешком: — Бедный Алексис, бедный-бедный лошара Алексис!
Первое время Ванька бежал со всех ног, толком не соображая, что делает и куда несется. Остановился, только когда в боку закололо, а остановившись, огляделся.
Вокруг было темно и страшно.
Забор воинской части остался далеко позади, за лесом, отгораживающим ее от железной дороги и поселка. Где-то там, за мрачными елками, стуча колесами, шли поезда. Ванька, тяжело дыша, согнулся пополам, упершись ладонями в колени.
И что делать дальше? Бежать? Или все-таки вернуться, пока не хватились? А может, его уже разыскивают?
Сперва, конечно, обшарят караулку, хотя там все на виду, но мысль, что вооруженный солдат дернул через забор, вряд ли придет в голову сразу. Будут искать в казарме, затем по окрестностям и только потом заметят цепочку следов, ведущих к дыре в заборе. Хотя, может, и не заметят. В самоволку ходило много народа, иной раз и сами прапора с офицерами, ленясь прогуляться до проходной, вылезали наружу через дыру. Но, так или иначе, к утру поднимется переполох, а до него — Ванька вытянул руку и, с трудом отогнув плотный рукав тулупа, поглядел на часы, вшитые в самодельный камуфляжный ремень на липучке, — всего ничего, каких-то три часа. И тогда начнется…
Вернуться или нет?
Деревья все качались на ветру, как привидения. Ваньке было страшно и жарко. Тулуп не предназначен для бега, как и длинные валенки, но, по крайней мере, в них не холодно. Утерев ледяной пот со лба, Ванька затравлено оглянулся назад. Не возьми он с собой автомат, вернуться можно было бы без потерь. Подумаешь, самоход. Можно было оправдаться желанием купить в ларьке на станции сигарет. Автомат — это статья, трибунал и срок.
Ах, Анька, Анька, все из-за тебя, суки…
Ваньке вдруг показалось, что со стороны части доносится какой-то глухой шум, и он в панике прыснул в сторону, как заяц, потерял равновесие и упал в сугроб, выронив автомат. Замерев, вытянул шею, вглядываясь в чернильную тьму.