Протер очочки, которые носил исключительно для солидности. Гребешком прошелся по редеющим волосам, уже понимая, что нынешний день, столь отвратительно испорченный поздним пробуждением, будет пуст и неудачен. И все же… все же матушка, чей портрет Герберт держал на столе, смотрела строго, всем видом своим показывая, что не потерпит от единственного сына малодушия.
Терпение, Герберт.
Терпение.
И случится на твоей улочке праздник. Вспомни хотя бы деда, личность серьезную, которую Герберту не единожды в пример ставили. Он был бедным мастеровым, едва-едва державшимся на плаву и, как знать, не сгинул бы он в долгах, если б не война. А поморская эпидемия опять же? Сколь много брезгливых и боязливых отказались от подобного контракту? А дед ничего, подписался и получил достойную плату. И сама матушка… эпидемий ей пришлось целых три пережить, и с каждой семейное предприятие богатело. А что Герберту не везет, так это пока…
…он ведь старается.
— Да, матушка, — сказал Герберт со вздохом. — Конечно… я понимаю… помню… терпение — высшая благодетель…
Он хотел добавить, что, верно, просто не приспособлен для этой работы, когда медный колокольчик звякнул. И дверь открылась, пропуская господина препримечательнейшей наружности. Он был высок и худ, темноволос, носат и нос сей живо напомнил Герберту птичий клюв. Темные глаза господина блестели, будто бы он, невзирая на вполне солидные годы и состояние — а костюм выдавал, что состоянием господин обладал немалым — измыслил некую каверзу, которую и собирался воплотить в жизнь.
За господином вошла девица внешности обыкновенной, но…
Вот не понравилась она Герберту. На первую его жену похожа. То же обманчиво миловидное личико с некоторой сладкою припухлостью даже, но жесткая линия губ и квадратный подбородок выдавали характер жесткий.
…супруга всякую мягкость утратила на третий день общей жизни, превративши оную в сущий кошмар…
— Доброго дня, — произнес господин, озираясь с немалым интересом.
Щелкнули каблуки туфель. И сами оные туфли, как обратил внимание Герберт, мало того, что были на диво хороши, так еще и дразнили изрядным блеском.
— И вам доброго, — Герберт изобразил легкий поклон.
Говорил он тихо.
Сдержанно.
С достоинством.
И руки сцепил в замок, дабы удержаться и не поправить бутоньерку.
— Сочувствую вашему горю, — сказал он, разглядывая гостя.
…и костюмчик-то не белый, как ему подумалось сперва, но цвета слоновой кости, аккурат, что матушкино погребальное платье — ткань пришлось из королевства выписывать. И супруга, которая еще супругой была, помнится, очень убивалась, что такая красота в могилу уйдет. А понявши, что уговоры не действуют, устроила безобразнейший скандал с битьем посуды.
…цвет хорош, но непрактичен.
…тем более для костюма. Сам Герберт привык к нарядам из серого сукна, в которых смотрелся строго и хорошо.
— Спасибо, — гость вытащил платочек и смахнул несуществующую слезу. Девица скривилась. То ли горе их вовсе не было общим, то ли…