10.
(The Mess I’ve Made – Parachute)
Блейк
— Что тебе привезти из еды?
Выглядывая из-за обложки какого-то русского комикса с кучей скудно одетых нарисованных женщин, в котором я ни слова не понимаю и поэтому занимаюсь тем, что придумываю по его картинкам собственную историю, я равнодушно таращусь на Рейза, прислонившегося к дверному косяку между кухней и гостиной, сомневаясь, правильно ли я его расслышала.
— Что ты сказал?
Тихо посмеиваясь, он качает головой и с ручкой и блокнотом шагает к «своему» стулу.
— Я спросил, что привезти тебе из еды. Сегодня днем один из моих людей завезет еду и припасы, и я хотел убедиться, чтобы у тебя было все необходимое. Похоже, нам придется пробыть здесь немного дольше, чем предполагалось вначале.
Я со стоном отбрасываю книгу на журнальный столик, предпочитая игнорировать его вежливую заботу. В его словах я слышу лишь плохие новости.
— Насколько дольше? Почему мы не можем просто сделать дело и, наконец, покончить с этим? Я хочу домой.
Несмотря на мою предыдущую клятву не помогать этим людям, сейчас я уже смирилась с тем фактом, что убийство Винсента — это мой единственный шанс обрести свободу. Не знаю, что случится после этого и как все это будет устроено, но я точно знаю, что если не сделаю этого, то наверняка умру. И чем больше я об этом задумываюсь, тем более привлекательной становится мысль о мести этому ублюдку, убившему моих маму и брата. Делает ли это меня такой же, как эти люди, которых я ненавижу? Не могу с уверенностью этого сказать. Но даже если это и так, что с того?
— Я тоже хочу домой, девочка, но организация убийства одного из самых могущественных в стране боссов итальянской мафии — дело не одного дня. Нужно учитывать множество факторов, — обыденно объясняет он, так, как будто разговаривает на эту тему каждый день.
А затем я вспоминаю, что вероятно, это так и есть. Совсем как Ис.
Он замечает, как я на него смотрю, и бросает бумагу и ручку, пристальный взгляд его голубых глаз пригвождает меня к дивану. Должно быть, Рейз самый проницательный человек на Земле.
— Я знаю, о чем ты думаешь, девочка. Хотя я полагал, что той ночью объяснил тебе, что не похож на того монстра, за которым ты была замужем. Я совершил в своей жизни много неправильных, дерьмовых поступков, и уверен, что прежде чем умру, совершу еще больше, но я в жизни никогда не причинил вреда невинным. Особенно тем, кого любил, — рычит он.
Я медлю с ответом, ком, застрявший в горле, не дает мне вымолвить и слова. Желание поверить в то, что он говорит, пугает. Я знаю, кто он, чем он занимается, и даже представить себе не могу то, что он совершил. И все равно часть меня — значительная часть, если уж быть до конца честной — хочет ему верить.
Позапрошлой ночью, когда мне приснился кошмар про Иса, я была абсолютно не готова к тому, что очнусь в объятиях Рейза, изо всех сил старающегося меня успокоить. С теплом и нежностью, которые до того дарил мне лишь Мэдден, он не подталкивал меня к разговорам о том, что мне снится, или о моей жизни с Исом. Вместо этого, он просто сидел со мной, пока я опять не уснула. А когда на следующее утро я проснулась, он все еще был рядом.
Я до сих пор не знаю, что о нем думать. В один момент он жестокий русский гангстер, связанный с организованной преступностью и зарабатывающий себе на жизнь убийствами, а в другой — нежный, сочувствующий великан, утешающий свою пленницу. И я не уверена, кто из них больше меня пугает.
Он, ворча, поднимается, забирает с собой ручку и бумагу, но прежде чем вернуться в свою комнату, бормочет:
— Не за что, kotyonok.
***
Следующие три дня похожи на предыдущие: я на диване маюсь от безделья, Рейз в своей комнате работает за ноутбуком и разговаривает по телефону. Как-то ранним вечером, так я, по крайней мере, полагала, судя по падающим в окно приглушенным лучам солнца, он появляется из своей берлоги, неся с собой тонкую веревку. Мой желудок стремительно падает вниз.