– Минут пять обещаю, потом точно все. Организм ослаблен болезнью, может, пригласить служителя?
Барист покачал головой.
– Ни к чему. Итак?
Лекарь присел на кровать рядом с умирающим, ловко приподнял ему голову. Зелье полилось внутрь, Варсон поперхнулся, закашлялся, и… открыл глаза?
Лекарь вылетел за дверь, за ним разумно последовал служитель.
Что бы тут ни говорилось – ему ни к чему. Ни знать, ни слышать…
Варс открыл глаза.
Над ним парило лицо Бариста Тальфера.
– Рист…
– Варс, послушай меня. Ты пришел в себя буквально на минуты, потом опять потеряешь сознание. Что ты узнал? Кто тебя ранил?
Варсон вздохнул. В груди поселилась боль, но… надо было говорить. Надо.
И он рассказывал.
О колдунье с улицы Могильщиков, к которой ездит принц, о домике на окраине, о слуге, о бабах, которые туда бегают… больно было – до ужаса, но Рист должен знать. И наконец главное.
– Тарейнский, Рист. Это Трион…
Голова мужчины откинулась на подушку.
Свет в глаза погас, имя вылетело с последним шепотком.
Барист выдохнул, и осел на пол рядом с кроватью.
– Варс… Ох, Варс….
Барист не ругался, не злился, не… он просто сидел, сжимал руку друга – и по толстым мясистым щекам его катились слезы.
Кто сказал – ходячие счеты?
Можно скулить по каждому поводу, от каждого сломанного ногтя и злого взгляда. А можно – вот так. Барист был достаточно сдержанным человеком, но уж когда эмоции выплескивались наружу…
Он даже не почувствовал, что рядом села Матильда, уже Матильда, не герцогесса, приобняла его за плечи, она притянула голову королевского стряпчего себе на плечо и она же погладила по волосам мужчину, который сейчас потерял своего друга.