И я еще не все эскалаторы перечислил!
Есть такой «подарок», как «Уоррен-стрит», где на эскалаторах двести шестьдесят восемь плакатов, а моя Эмили встречается сорок два раза!
Причем необходимо учитывать всякие неожиданности. Понятно, что на пересадочных станциях с системой эскалаторов должно быть много плакатов. Но и на тихой «Энджел» может оказаться чертова уйма работы — просто потому, что станция расположена очень глубоко и к ней длиннющий эскалатор.
Впрочем, любое правило не без исключений — есть длиннющие эскалаторы, на которых плакаты отстоят друг от друга удивительно далеко…
В результате этих масштабных изысканий мной было выяснено, что жвачка на «Подруге гангстера» встречается не так часто, как я боялся.
Первую я увидел на «Кинг-Кросс» — она была у Эмили на левой груди и явно не первый день.
Я легко отковырнул засохшую жвачку и бросил в холодильный пакет.
Затем еще одна жвачка на «Энджел».
И еще, и еще, и еще…
По мере того как я прочесывал станцию за станцией, во мне росла паника.
Где гарантия, что никакой идиот не налепит жвачку на Эмили буквально через несколько секунд после того, как я проинспектировал станцию и поставил себе галочку «все в порядке»?
И я пошел проверять по второму, по третьему кругу…
Даже если ограничиться станциями внутри «бутылки» кольцевой, всё равно это непосильный труд для одного человека.
Смешно даже думать, что в одиночку можно проверить и перепроверить каждую станцию! Тем более приходилось регулярно возвращаться на самые «горячие» станции типа «Оксфорд-Сёркус», «Лестер-сквер» или «Пиккадилли-Сёркус». Там я снова и снова находил свежие следы вандализма. На этих станциях вечером особенно многолюдно, полно пьяных придурков, па́сти которых, похоже, до самого горла набиты жвачкой, которую они не знают куда пристроить, кроме как на рекламные плакаты!
Если жвачка старая и сохлая — твердая пулька, то отклеить ее — секундное дело. Я наловчился на ходу, в одно движение, срывать такие двумя пальцами левой руки в мэриголдке и убирать в свою открытую холодильную сумку.
Хуже с застарелыми размазанными жвачками, которые иногда «склеивали» друг с другом груди Эмили. Тут с маху ничего не сделаешь. Приходилось сучить ногами по эскалатору, пытаясь остаться на одном месте напротив плаката, а это не проще, чем шагать по воде. В итоге эскалатор уносил меня прочь. Приходилось возвращаться, иногда не раз. И это в час пик, когда люди стоят впритык. Чего я только не наслушался в свой адрес, сколько тычков получил в спину! Но я прикидывался глухим и делал свое дело, невзирая на возмущенные окрики. Очень скоро желтая перчатка стала черной от всякой грязи.
Я экспериментировал с лопатками и прочими орудиями зачистки, однако мэриголдка на левой руке оказалась самым эффективным оружием. Иногда приходилось сперва сбрызгивать плакат очищающим средством, а затем, при следующем проезде мимо, протирать его тряпкой. Можете представить реакцию публики!
Работать мне пришлось за полночь — до самого закрытия подземки. Но я был так возбужден, что дома спать не лег — бросился рисовать по памяти Эмили: образ, тысячу раз увиденный за день, был словно выжжен на моей сетчатке!
Наконец я грохнулся в полном изнеможении на пол студии — и заснул уже при первых лучах утреннего солнца.
Поспав пару часов (мучили кошмарные видения пропущенных мной станций, где грудь Эмили пятнали поганые жвачки), я вскочил, готовый снова в бой и с сознанием, что мне предстоит великая работа.
Которой не будет конца.
Наспех позавтракав, я схватил рюкзак с орудиями труда. В поезде я нашел на сиденье однодневный проездной билет — у кого-то из сумочки или из кармана вывалился — и машинально сунул находку в карман джинсов. Затем, как знак того, что работа начинается, натянул на левую руку грязную желтую мэриголдку.