Наконец он говорит:
— Вот что, загляните вечерком в клуб, тогда и решим.
Что ж, наживка хоть и не заглочена, но и не отвергнута…
— Обязательно забегу. До встречи! — говорю я и поспешно отключаю связь. Сотовый тут же пикает. Эсэмэска.
Всего одно слово: «Тостер?» — и все же этого достаточно, чтобы внутри все похолодело. Я машинально сую руку в карман — там была тысяча, которую я ухнул в букмекерской конторе. Карман пустой. Вчерашний идиотский поступок мне не приснился. Меня гложет раскаяние. Но сделанного не воротишь. Я удаляю эсэмэску, вырубаю сотовый к чертовой матери и сую его в карман — тот самый, пустой.
Затем спешу в Сохо — опохмелиться.
В пабе я забиваюсь в самый дальний угол и, загасив жажду, опять мирюсь со своим сотовым и набираю номер Дино.
Теперь Дино выбился в люди — редактор мужского журнальчика. В свое время мы, еще молодые энтузиасты, ишачили на «Нью мюзикал эспресс». Я — сразу после краха «Системайтиса», мало-мало не завоевавшего музыкальный Олимп, Дино — сразу после университета.
Он занимался журналистикой на полном серьезе, а я только баловался — фрилансил в ожидании непонятно чего, какой-то более впечатляющей карьеры.
И вот результат — у него относительно прочное место в жизни, а я кузнечиком прыгаю с дурацкими вопросиками вокруг самовлюбленных знаменитостей — да и то, если кто соблаговолит дать мне задание.
Но когда мы пописывали для «Нью мюзикал эспресс», Дино относился ко мне с полным уважением — считал, что мы с ним грядущие звезды журналистики. Для него я был почтенный ветеран — знаменитый гитарист, помотавшийся с группой по стране, заключавший договоры с лучшими фирмами звукозаписи. Даже крах нашей группы в его глазах был чем-то величественным: ценный жизненный опыт. Сам-то он ничего серьезного еще не пережил, кроме треволнений университетской жизни и недовольно сдвинутых профессорских бровей.
Оказалось, он даже видел «Системайтис» живьем на сцене — мы играли в его университете, разогревая публику перед группой «Фолл». Я со смехом спрашивал, запомнил ли он в дымину пьяного ведущего гитариста. Запомнил. И убеждал меня, что этим прошлым следует только гордиться.
Увы, времена изменились. Теперь мне приходится глядеть на него снизу вверх и ждать крошек с его стола.
Я с моими закидонами у него в печёнках сижу, и он меня уже довольно долго динамит — никакой работы не подбрасывает. Последние мои идейки — уже трижды — он отметает прямо с порога. Вряд ли его отношение ко мне переменилось.
Но после четырех кружек оптимизма и дюжины сигарет я решаю все-таки ткнуться к нему.
— А, Гриэл! — Так и вижу, как он закатывает глаза.
— Он самый, Дино, — говорю я, каждым бодрым слогом пытаясь загладить свою бесконечную вину по отношению к старому приятелю. — Как дела-делишки?
— Подожди, я сейчас.
Слышу, как он прижимает трубку к груди — впрочем, довольно небрежно. «Не уходи, у меня тут разговор на две секунды. Я уверен, нам нужна именно она. Классно смотрится. По ее поводу много писем от читателей. Сейчас договорим».
— Алло, Гриэл?
— Значит, я могу рассчитывать только на две секунды твоего внимания, так? — Я стараюсь, чтобы и упрек звучал весело.
— Извини, Гриэл, у нас тут обычная запарка.