— Ничего себе! — обрел дар речи Анатолий, — А во сколько погиб ваш отец, если не секрет?
— Около десяти часов, как мне сказали.
— Это что же получается?
— Да, все это очень странно. Пожалуй, стоит сообщить об этом в полицию, — подсказала я.
— Думаете?
— Обязательно!
Я поднялась со своего стула. Ясно, что если я буду настаивать на дальнейшем просмотре, вызову у Анатолия подозрения, так что пусть лучше этим займется Дмитрий Олегович, тот, что следователь.
— А мне следует все-таки сообщить о записке официально, кажется, она осталась у вашего коллеги, — напомнила я. Написанная моей рукой записулька не давала мне покоя все это время.
— Конечно, пойдемте.
Оказалось, беспокоилась я совершенно зря, листок, сложенный пополам лежал именно там, где и в тот момент, когда мы с Анатолием покинули комнату, я быстро его забрала и уже собиралась удалиться, когда Анатолий меня догнал:
— Так мне то что делать? Звонить или нет?
— Помочь следствию – это святая обязанность каждого из нас! — заверила я.
— И что мне сказать?
— Как что? Правду!
— Что я показывал записи с камер постороннему человеку?
Теперь от парня с нахальной улыбкой, желающего мне помочь ничего не осталось, передо мной был студент, который беспокоился за свое теплое место.
— Разве это запрещено? — удивилась я.
— Ну… я не знаю, чисто теоретически…
— Если хочешь, скажи, что просто проявил бдительность и сам все нашел. Уверена, тебя похвалят за старательность и даже вознаградят.
— А как же вы?
— Я переживу. Решать тебе, — пожала я плечами.
Мне на самом деле было все равно, скажет ли Толик, что я приходила, или нет. Даже если скажет, Дмитрий Олегович не особо меня пугал, записка и записка. В конце концов, скажу, что попросту ее выбросила. А если ничего не скажет – еще лучше, но подталкивать его к какому-либо решению мне было неохота.