Но я могу дышать. Я жив. Осознание этого помогает мне успокоиться.
Я вижу, что вокруг меня ничего нет, кроме твердой, непроницаемой тьмы. Когда я плыву через маслянистую слизь, я смотрю на свои руки и зажигаю свой Люмен. Он работает — свет сияет в ореоле вокруг меня.
Эффект длится только мгновение. В моих сияющих руках я вижу вены из кобальтовой синевой энергии Лориена, пробегающей под кожу. Шлам болезненно врывается в мои кончики пальцев, тянется к этой энергии и начинает съедать ее.
«Разве это не хорошо?»
Я смотрю. Сетракус Ра плавает в темноте выше меня. Он убрал свой молодой облик Сетракуса Ра и теперь выглядит так, как я и ожидал: отвратительно. Он без рубашки — может быть, совсем голый, мгла, к счастью, скрывает его нижнюю часть тела — его кожа поразительно бледнеет в темноте, видно пурпурный шрам на шее. Его глаза, полые и пустые, как череп, впились в меня.
На груди Сетракуса Ра есть открытая рана. Рана находится слева от его сердца. Это должно быть там, где Шестая ударила его. Она действительно была так чертовски близка. Усики черного ила ползут по его обнаженной коже и пробираются в его тело. Вещество не заживляет рану; оно заполняет его, заменяя ужасную дыру куском чистого обсидиана.
Другое тело плавает перед Сетракусом Ра. Это женщина-могадорец с темными волосами, оттянутыми назад в толстые жгуты. Я замечаю, что у нее на руках дыбарятся шрамы. Кажется, она без сознания. Сетракус Ра размахивает руками над ней, и слизистая субстанция, окружающая нас, движется по его команде, зарываясь под ее кожу, переделывая ее.
Я открываю рот, и, хотя слизь льется мне в горло, я понимаю, что все еще могу говорить.
«Вот что это, не так ли?» — говорю я. «Это реально. Твоя прекрасная идея прогресса… эта канализационная ванна».
Сетракус Ра улыбается мне. «Ты сопротивляешься. Но здесь, Джон, я контролирую судьбу всех наших видов. Здесь я делаю Наследия. Я беру мирское и изменяю его, дополняя своей волей».
Он протягивает руку, два пальца тянутся ко мне, и моя рука поднимается в ответ, полностью лишенная контроля. Мой Люмен светится, слизистые усы, сливаются вокруг моей руки. Мне кажется, что моя кожа очищается.
Из моей руки вырывается шар Лориенской энергии. Мой Люмен тускнеет, когда энергия проплывает сквозь жижу. Его медленно съедают, преображают, пока Сетракус не направляет его в могадорскую женщину. Ее тело на мгновение перевернулось, посылая волны через слизь.
Но огонь окружает ее. Она поворачивает голову и улыбается мне, ее зубы обнажились, как у дикого животного.
«Теперь я творец, Джон», — говорит Сетракус Ра. «Приезжай. Посмотреть на меня».
Мои руки дрожат. Мой Люмен не срабатывает. Тьма окружает меня…
«Джон! Джон!»
Мои глаза открылись. Адам держит меня за плечи, тряся меня. Я вернулся в подвалы Ручья Терпения, не тонул в черной гадости, не потерял моих Наследий, украденных Могадорцами.
«Ты уснул», — говорит Адам, широко раскрыв глаза. «И затем…».
Я оглядываюсь. Мои руки, которые опирались на ручки кресла, оставили почерневшие отпечатки в ткани. Мое Люмен, должно быть, срабатывал, когда я был в этом кошмаре. Запах сожженной ткани заполнил комнату.
«Извини…» — говорю я, содрогнувшись.
Адам колеблется, ожидая объяснения. «Ты в порядке?» — наконец спрашивает он.
«Да, я в порядке», — говорю я, медленно выходя из комнаты.