– Я хочу от тебя детей, – не верила собственным словам Шила. Будто произнесённые они должны были вызвать в ней доверие.
Проспект, заросший особняками. Рядом его правая жена – улица и дети, брошенные на произвол судьбы, – переулки, дворы, скверы. Скверно на душе, на дворовых площадках тоже пусто. Все развиваются на таких, пока не дорастут до больших площадей, дворцовых, на которые можно выйти, чтобы испытать судьбу всем миром или всей войной. В песочнице скучали оставленные, словно орудия на поле боя, пластмассовые игрушки: машинки, совки, лопатки и прочая техника. В моём детстве игрушки так не оставляли, ими дорожили, хотя, как твердили вокруг тогда, мы находились в шаге от коммунизма. Когда-то и я сооружал дворцы и замки из песка, ну, замки – это громко, так как они были поставлены на поток, штамповали вёдрами, переворачивая их, заполняли песочницу типовыми застройками. Что посеешь, то и пожнёшь, а вот строил бы замки, глядишь, жил бы сейчас пусть не во дворце, но в частном загородном доме, как Марс. Когда-то я жил на этих детских площадках, я ползал по железобетонным зверям, я качался на качелях, качели, правда, в моей жизни остались, катаясь на них, я всё больше убеждался в том, что на любых качелях хорошо кататься вдвоём. Качели тоже были пусты. Дети вышли. Без них спокойно и скучно. Они променяли песочное на жидко-кристаллическое, они лезли из своего в другие красочные измерения. Они там были сильнее, быстрее, ловчее. Их привлекало могущество, которого там можно было достичь за мгновения. Здесь на это можно угробить жизнь, и не факт, что достигнешь. Да, измерение наше, увы, устарело, барахлит и покрылось плесенью. Оно антикварно, музейно, ретроградно. В бюро – бюрократы, в чувствах – чудовища, в море любви – пена, в богатстве забыли про Бога люди, люди забыли, что вдохновение – это вдох, обогащение – это Бог. Одна радость – женщины. Всякая женщина по весне, скинувшая с себя кольчугу быта и натянув на голые ноги лёгкость бытия, расценивалась мною как весна. Я шёл к ним, я дышал ими, иногда их весеннее солнце улыбалось мне тоже. В ответ. Счастье мне приносила одна, но много, каждый день она приносила мне радость, полные пакеты, полные карманы, полные глаза радости. Шила.
– Вы кто? – почувствовал я её нежную руку у себя на шее.
– Весна, – ответил мне её голос.
Я смотрел на шахматы, расставленные передо мной. Я решал очередную задачку из учебника, обычная зарядка для мозгов. Шахматы служили неплохими батарейками. Как только я погружался в этот клетчатый мир, где каждая фигура сидела в своей клетке, то лучше начинал понимать ценность своей свободы.
– Если бы я её только встретил, я бы не дал ей опомниться. Я бы забросал её комплиментами и цветами, как могилу своего одиночества, – поймал я руку жены у себя на шее, продолжая смотреть на доску.
– Я пришла.
– Я вас сразу узнал. Позвольте представиться, я кот. Мартовский. Давайте жить слитно, – двигал я пешку то так, то эдак, чтобы получить преимущество. Задаче нужен был мат в три хода.
– Не с глаголами пишется раздельно.
– Но почему? – вернул я пешку в исходное.
– Я замужем, хотя до сих пор не могу в это поверить. Вот в чём заключается моё недоверие к тебе.
– По-моему, ты начинаешь торговаться. Но в одном ты права: всякая связь с мужчиной расценивалась как падение прежней цены.
– И на сколько мы дешевеем?
– Ну, если машины в год теряют 10 % своей стоимости. Думаю, так же и женщины, после каждого мужчины.
– Ты скажи, что им ещё после каждого надо делать ТО.
– Лучше страховаться, тогда можно обойтись и без него.
Кухня напомнила о себе. Чайник засвистел, будто судья, который, увидев нарушение правил, решил остановить мою игру… Я посмотрел на жену: «Выключишь?» – «Сам ставил, сам выключай», – увидел я в её глазах. Тогда я отодвинул шахматы в сторону и скоро оказался на кухне. Выключил плиту и взял чайник за ручку, он начал жаловаться, всхлипывая эмоциями, словно малыш, которого не брали в игру взрослые. Я ополоснул кипятком заварочный чайник, бросил туда чай и пару листочков мяты. Залил фарфор до краёв и накрыл крышкой.
– Вот настырная, не хотела брать трубку, я же сказала старосте, что болею, – не хотела оставаться одна в комнате жена и пришла через пару минут ко мне.
– Я думал, тебя любовник домогается, – разлил я чай по чашкам.
– Ты что, тогда я бы сразу ответила. А эта дозвонилась, с пятой попытки. Как я её узнаю, эту студентку?
– Может, дать тебе плакат?
– Тогда они точно поверят, что я на больничном.