— Ты хочешь, чтобы я все бросил?
Она вдруг замерла.
— Я хочу уехать отсюда. Коллегия копит зло, выжидает момент, чтобы ударить по тебе со всей силы. Им нужен только повод. Тебе необходимо остановить изыскания, Хью, иначе даже профессор Иванов не сможет тебя прикрыть. Все эти гипотезы, формулы, расчеты просто буквы на бумажном конверте, но они могут сработать и против тебя.
— О чем ты?
Лена глубоко вдохнула.
— Я не хочу, чтобы произошло что-нибудь страшное. Пусть все останется как есть: мертвые — там, живые — здесь. Смерть нельзя одолеть на ее территории, но каждый из нас в состоянии победить ее другим способом.
Он вопросительно посмотрел на нее.
— Дети, — тихо произнесла Лена. — Я хочу детей, Хью. Хочу их от тебя. Хочу, чтобы внутри меня билась частичка тебя и чтобы каждый последующий день жизни нашего ребенка знаменовал настоящую, ненаучную победу над смертью.
Док лег на остывшую подушку, чувствуя руку Лены у себя на груди. На потолке мелькали блики горевших окон соседской многоэтажки. Иногда в открытое окно прорывался гул пролетавшего люфтвагена, потом тишина и полный покой.
— Неужели то, что ты делаешь, стоит тех усилий, того риска? — продолжила она.
— Да, — ответил Хью. — Я видел не только их. Всех, кто когда-то встретился мне на пути. Кого-то узнал сразу, кто-то стал для меня менее узнаваемым, но они все там, Лена. Если бы ты только могла почувствовать то, что пришлось ощутить мне. Совсем другой мир, другие ощущения. Профессор был прав во многом, но у него не хватило духа. — Хью слегка повернулся на бок и посмотрел Лене в глаза. — Я обязан довести это дело до конца. Сделать все для этого.
— А как же закон? Коллегия не защитит тебя, а профессор уже стар, кто знает сколько он еще протянет в нашем мире. Если падет и эта защита, на тебя накинутся все и тогда тебе не избежать наказания.
Она была права и Хью прекрасно это понимал. Воздух в помещении стал свежим, прохладным. Стало хорошо. Он заснул и сам не заметил как это произошло. Ему снились родные, дом, лужайка в центральном парке. Знакомые люди подходили к нему, протягивая руку, чтобы поздороваться. Лица одних он четко различал среди сотен других, чьи-то были замыленными и расплывались, даже при самом ближайшем рассмотрении. Но они все, все без исключения разговаривали с ним. Он слышал их голос, ощущал дыхание, тепло солнечного прикосновения. Дуновение ветра, налетевшего с восточной стороны парка, было столь явным, что в какой-то момент Хью ущипнул себя, пытаясь проверить все наверняка, и боль не смогла разбудить спящего мужчину, после чего в реальность происходящего поверил даже он.
— Ты здесь, как здорово, а я подумала, что ты уже не вернешься, — сказала подошедшая женщина. — Почему так долго?
Хью посмотрел на нее; солнце слепило глаза и образ так и остался вне его видимости несмотря на все усилия. Потом поднял руку, прикрыл глаза от яркого света и чуть-чуть приблизился, но образ исчез, оставив после себя лишь горстку рассыпающегося пепла. Прошел вперед, земля под ногами ничем не отличалась от той, что была в за гранью сна, зашел в ближайшее кафе и сел за столик, попросив официанта принести кофе. Аромат был безупречен. Он взял небольшую чашку, поднес к носу и глубоко вдохнул, пытаясь задержать горьковатый аромат внутри себя как можно дольше.
— Прекрасно, — выговорил Хью, закатив глаза и получая невероятное удовольствие от захлестнувших ощущений. Потом глоток — обжигающий напиток проник в него и заставил глубоко задышать. Потом еще… и еще… и еще. Он пил до тех пор, пока чашка не опустела и на дне он не увидел собственное отражение. В грязной, покрытой черными осколками нерастворившегося кофе чашке улыбалось его собственное лицо. Потом все завращалось, мир вокруг стал сжиматься по спирали, где в водоворот событий и времени засасывалось практически все, что находилось вокруг. В один миг, словно в унитаз, смылась вся история, мир, который совсем недавно встретил его улыбками и дружеским рукопожатием. Не осталось ничего, кроме адской боли в голове и грудной клетке, заставившей выблевать из себя то немногое, что осталось со вчерашнего ужина.
Утро для Хью наступило хуже обычного. Кровать оказалась далеко — он лежал возле стола и вокруг, словно горох, рассыпались по полу многочисленные красненькие таблетки ситлитурата-2. Док попытался встать и оторвать собственное лицо от рвотной массы, вымазавшись в которую, Хью лежал на холодном полу уже какое-то время. Запах был отвратный, окно, как казалось ему, открытое еще со вчерашнего дня, было наглухо закрыто; Лены нигде не было.
Хью поднялся, выпрямил спину и посмотрел на стол. Куча документов оказалась заблевана и полностью испачкана. Несколько стопок появившегося из ниоткуда DEX-а были опустошены и нигде поблизости он не смог найти хотя малой части того огромного запаса, что был запечатан в этих упаковках.
— Лена, — позвал он женщину, все еще надеясь услышать ее приятный голос. — Ты здесь?
Но ответом на вопрос стало мерзкое молчание и тишина.
Работа по расчету необходимого состава была уничтожена. Это стало понятно, когда Хью попытался отделить несколько листов от мерзкой и липкой массы. Потом включил компьютер, посмотрел несколько сохраненных копий собственных исследований и наблюдений, решив, что и этого будет недостаточно для дальнейшей работы над проектом. Все валилось из рук. Утро не задалось и в мозгу назревали мысли бросить все, как и молила Лена. Она была хороша. Хью видел в ней прекрасную женщину, но воспоминания, жившие в нем до сих пор, отвергали саму мысль о том, чтобы стать частью единой семьи. Что может быть более отвратным, чем врать самому себе каждый день, что любишь человека, только потому, что живешь и спишь в одной постели.
Вскоре загромыхал холодильник. Старый мастиф, отреагировав на дребезжание в углу кухни, вывалил в соседнюю комнату, бросив на своего хозяина странный взгляд. Док привел себя в порядок. Умылся, поел (то, что смог вытащить и разморозить, а после подогреть в микроволновке, сделав из куска замороженного мяса с прослойками сала какое-то подобие ростбифа). Организм постепенно стал приходить в норму.