— Я сказал тебе, Кесс, чтобы ты выметалась! — и глаза его засверкали яростью. — Пошла нахер отсюда! Я буду курить, пить и трахать тех беспринципных сук, потому что я могу делать здесь все, что захочу! Я могу здесь даже сдохнуть! Мне плевать! Катись в свой гребанный мир, Белис!
— Ты пьян, — сказала я, будто желая оправдать его, в чем он, собственно, не нуждался. — Хочешь, чтобы я ушла?
— Да.
Я взглянула туда, где валялся журнал — с измятыми страницами, искореженный и никому не нужный, точно мой двойник. Я глядела на него так, будто это было мое сердце, вырванное Тайлером из груди и медленно истекающее кровью в темном углу комнаты.
А затем я посмотрела в лицо Шоу, и он вдруг дрогнул. Не думала, что когда-нибудь смогу настолько сильно испугать его.
— Белис, пожалуйста, уйди, — вдруг простонал он.
Молча, я подошла к журналу, опустилась на колени и бережно подняла, разглаживая страницы. Любовно, нежно я касалась измятых листов ладошкой.
— Ладно, — сказала я наконец, — мне действительно пора…
Поднявшись, я вдруг оказалась в мужских объятиях. Шоу попытался поймать ртом мои шевелящиеся губы. А затем я толкнула его со всей силы так, что он потерял равновесие и отшатнулся к стене.
— Ты совсем не герой, Тайлер! — закричала я в бешенстве. — Ты просто придурок!
И выскочила из комнаты.
Дней было так много, что Тайлер не мог вместить их всех в памяти.
Иногда он чувствовал, что еще жив. Особенно, когда разговаривал с Кэтрин, которая время от времени приходила к нему домой. Она открывала окна, впуская в его мир свет и прохладный ветер.
— Что ты думаешь о супермене, Кэт? — как-то спросил он. — Что бы он делал, если бы не его сверхсила? Он был бы неприметной серостью, верно? Он бы жил, зная, что ему предначертано быть героем, но не находил бы сил стать им.
А потом Шоу смеялся, давясь сигаретным дымом, чувствуя на себе укорительный взгляд Кэт.
Ему хотелось быть плохим, пройти путь “падения”, оказаться на самом дне. Было уже недалеко.
— Тебе нужно побриться, Тайлер! — говорила Кэтрин. — Зачем ты это делаешь с собой?
Ей было не понять, что Шоу попросту не мог жить. Что значит “жизнь”? Было ли что-то особенное в жизни? Для чего она дается человеку?
Иногда ему казалось, что он сходит с ума. Это был бы самый прекрасный исход — раствориться в собственном безумии.
Иногда он говорил с Кэтрин даже тогда, когда ее не было.
А когда она приходила, расталкивая ногами бутылки и ворох коробок из-под пиццы, он интересовался буднично:
— Не пойму, зачем ты приходишь, детка? Зачем я тебе?