Они ели, сидя рядом и нагишом, как любовники. Девушка пристально глядела в одну точку на теле поэта. Заволновалась точка и стала расти.
Не надо жалеть об одежде. Так тебе больше идет. Да и отсырела бы здесь одежда!
У нее маленькая упругая грудь. Интересно, вместится ли она в моей ладони?
Она взяла его за руку, если не сказать больше. Он хотел поцеловать ее, да рот был занят шлангом акваланга. Он хотел снять с нее хвост, да тот не давался.
— Он настоящий! — сказала она. — Я же сказала, что адаптировалась.
Как я люблю ее, думал он. Но как же я буду любить ее, если у нее не раздвигаются ноги!?! И потом, я совершенно не в силах питаться сырой рыбой.
Ну же, давай, обними меня! — привлекала его к себе русалка. Все-таки она была привлекательной. Совсем девочка. Он обнял. Она стала таять. Не фигурально, не в смысле — испытывать наслажденье. Хотя и это, возможно, имело место. А буквально. В его руках. Прямо на глазах. Она была холодна, как нож, как рыба в нейтральных водах, как лунный пейзаж. Она таяла подобно снегам Килиманджаро, слезе крокодила, семейному бюджету, жизни, наконец. Бутафорин в ужасе отдернул руки. Но было поздно. От нее остались лишь прекрасный парик волос да пресловутый хвост. Скорей, скорей на поверхность! Все равно чего: моря ли, кошмара или этого мира.
Проходил вдоль канала продавец надувных шариков. Покупайте замки! — кричал. — Покупайте воздушные замки! — Ему навстречу шагнул из воды голый гражданин с аквалангом за спиной.
— А эти замки для жилья пригодны? — смущенно спросил он. — Я тут как раз остался совершенно без крыши.
— Да, разумеется, — ответил торговец, — для чего же они еще? Правда, не все в них жить могут. Они по плечу только тонким натурам.
— О, тогда я подойду! За худобу друзья прозвали меня Дон-Кихотом… Дайте мне, пожалуйста (глаза заблудились в надувном многоцветье), дайте мне вон тот белый. Сколько он стоит? Впрочем, нет! Оказывается, в кармане у меня — ни сольдо. Не говоря уже о лире… Лира есть, но не та, не ваша. Да и не в кармане. Да и не отдам я никому свою лиру.
— Наша, наша! — улыбнулся негоциант. — Воздушный замок стоит один акваланг и одну подводную маску.
Неужели!? — обрадовался Бутафорин. Вот повезло-то!
И они обменялись товарами.
— А знаете, — сказал на прощанье владелец шаров, — вы мне понравились. Забирайте всю партию. Про запас. Жизнь длинная. Чтобы у вас всегда была крыша над головой.
Бутафорин взял огромный надувной букет и взлетел на седьмое небо. Жильем он теперь обеспечен! Да еще каким! Маркиз! Осталось завести хозяйку и одежду! Ну, с хозяйкой проблем не будет: любая теперь сочтет за честь. А спрашивается: зачем одежда, если завелась хозяйка?!
Венеция. Море в граните и гипсе. Архитектура. Барокко. Мосты и мосточки. Каналы и гондолы. Голуби и чайки. Без 20-минут закат. Бриз теплый и влажный. Запах водорослей. Запах острых приправ из ближайшей харчевни. Праздная публика лениво прогуливается. Площадь Дружбы. Голый и голодный Петр Петрович на нее вышел.
Он только что съел пирожок, выменянный им у мальчишки за три воздушных замка. Но не насытился он. И взгляд его был печален. Но, как говорится, глаза грустят, а руки делают. Одна рука Петра Петровича сжимала остаток замков, а другая — нечто менее воздушное, однако не менее существенное для человека. Не воздухом единым!
— Смотрите, какой оригинальный костюм! — воскликнул женский голос. И к Бутафорину подошла компания ряженых молодых людей. — Какой оригинальный образ! — сказала девушка, одетая одалиской.
— Не нахожу ничего оригинального! — заметил парень в костюме центуриона. — Голый мужик с шариками и всё тут!
— В том-то и шарм, что с шариками. Это как раз все и решает. Это как шкиперка. Вроде и нет бороды, и тем не менее она есть. Это напоминает мне дикого воина с развевающимися павлиньими перьями над головой. Это костюм, но костюм слегка отстраненный.
Пока одалиска проявляла себя как модистка, откуда ни возьмись, налетели безумные осы. У них было свое мнение насчет воздушных шаров. Они приняли шары за цветы, а себя они давно воображали пчелами. С целью опылять, опылять и еще раз опылять рой тигровых пуль врезался в букет. Мини-взрыв. Нет, два мини-взрыва. Один — надувного жилья. Другой — хохота компании. — Ну, что ты теперь скажешь о его костюме, Моника? — Действительно, теперь его платье — банальнее не бывает… Хотя постойте, постойте-ка…