– Будет сделано!
– На верхнем крюке нужно повесить хорошей толщины железное кольцо. Проследи также, чтобы подготовили несколько футов крепкой, хотя и не слишком толстой верёвки.
– И? Это всё? – Спросил он через некоторое время, как будто с разочарованием в голосе.
– А что бы ты ещё хотел? – Я посмотрел ему прямо в глаза, и он отвёл взгляд.
Обычные люди часто думают, что неотъемлемым компонентом проведения квалифицированного допроса являются сложные инструменты и оборудование. Испанские сапоги, тиски для раздавливания пальцев, деревянные козлы, или, по крайней мере, клещи, щипцы или пилы. Что на огне должна кипеть вода или, ещё лучше, смола или сера.
Конечно, иногда в ходе допросов применяется богатый или очень богатый арсенал средств. Но многие из них служит даже не для причинения боли, а для запугивания. Между тем, когда дело доходит до боли, ручаюсь вам, что простое растягивание на верёвке (в сочетании с разрывом суставов и поджариванием свечой подмышек или гениталий) обычно прекрасно выполняет свою роль. Только обвиняемые, увидев крюки (или крюк и ворот), а также верёвки, чаще всего не сразу догадываются о необычайной эффективности этой пытки, и страх не парализует их членов и не развязывает языков. Ручаюсь вам, однако, что у того, кого хоть раз растягивали на верёвке, от страха подкашиваются ноги, когда он войдёт в комнату и увидит крюк в потолке и пропущенную через него верёвку.
– Через час всё должно быть готово, – бросил я строго.
Я не люблю пытать людей и не нахожу греховного удовольствия от причинения им мучений. Иногда, однако, я должен был взвалить на свои плечи крест их страданий. Именно такой крест я должен был принять прямо сейчас. Во-первых, чтобы спасти невинных людей от злобы вредящей им ведьмы, во-вторых, чтобы эту ведьму найти, допросить, узнать, каким образом она познакомилась с тёмным искусством, где искала мастеров, где находила учеников, а где жертв. Если Бог даст, я заставлю её умереть не только смирившись со своей судьбой, но и всем сердцем радуясь тому, что пламя костра очистит её замаранную грехом душу. Я давал ей ни больше, ни меньше, а шанс на жизнь вечную. Шанс попасть в чистилище через врата страдания, мосты боли и дороги невообразимых мучений. Но чем были эти временные неудобства, чем было подлое земное бытие по сравнению с ангельскими песнями, которые она могла бы слушать целую вечность?
Конечно, мы не всегда добивались наставления грешника на правильный путь. Иногда фанатизм в сердцах этих людей оказывался настолько велик, что мы знали, что слёзные признания, клятвы хранить верность нашей Матери-Церкви, уверения или обещания исходят не из сладкого страха божия, а из обычного, примитивного страха перед пытками и смертью. Обвиняемые знали, что только в наших руках, руках инквизиторов, находятся их судьбы. И иногда пытались нам угодить, чтобы получить благодать лёгкой смерти. Ибо они знали, что закоренелый грешник будет умирать в муках в течение нескольких часов, а грешник, покаянно склонившийся пред лицом Господним, сразу после быстрой, умелой казни. Случалось, и не так уж редко, что примирившихся с верой приговорённых душили при помощи гарроты, а сжигали только их трупы. Нетрудно представить, что такая лёгкая смерть была мечтой многих из тех, кто стоял перед инквизиционным судом. И поэтому они пытались ложно убедить нас, что они узнали и поняли свои ошибки, а также искренне о них сожалеют. Задача инквизиторов состояла в проверке искренности намерений таких людей. Служители Святого Официума иногда воспринимали это так серьёзно и выполняли с таким рвением, что обвиняемый испускал дух прежде, чем они могли убедиться в истинности его обращения. Но такое усердие можно было понять. Ведь если бы инквизитор дал себя обмануть хитроумному грешнику, он не позволил бы ему честно примириться с Богом и Церковью. А в результате обрёк несчастного на вечные муки! Поэтому понятно, что инквизиторы действовали в духе ответственности за другого человека, стараясь тщательно отделить зёрна от плевел. Тяжёлая это была работа, но творимая во славу Божию и из любви к ближним.
Одетая Мария Грольш произвела отталкивающее впечатление, но голая напоминала уже не женщину, а настоящего монстра. Её грудь, маленькая и обвисшая, выглядела как высушенное коровье вымя, задница была бесформенной и костлявой, а низ живота зарос густыми свалявшимися волосами. К тому же между её бёдер торчали сине-красные половые губы, и их внешний вид напоминал мне язык какого-то падальщика, который только что наелся гнилого мяса. Разве внешний вид Грольшихи не подтверждал тезис, который гласит, что люди, пострадавшие от физических дефектов, являются также и моральными карликами?
– А зачем вы её раздели и подвесили? – Спросил я с удивлением. – Пусть бы себе села на стул, как человек, одетая как положено, чтобы мы могли поговорить.
– Приказ бургомистра, мастер инквизитор, – отозвался писец, которого я заранее научил, что говорить.
– Бургомистр. – Я покачал головой. – Что за жестокий человек. Ну если так... То что я могу...
– Смотри, какая коза. – Один из охранников захохотал и в наигранном удивлении толкнул локтем своего товарища. Затем он ткнул пальцем в промежность Грольшихе. – А здесь всё как у бабы...
Его приятель также ответил хохотом.
Как на мой вкус, эти ребята слишком весело проводили время, и я должен был им показать, что проведение допроса отличается от ощупывания пьяных служанок в трактире. Хотя сравнение с козой было очень точным, ибо эта женщина и в компании фавнов оказалась бы самой страшной.
– Если ещё раз тронешь обвиняемую без моего приказа, я переломаю тебе пальцы, – пригрозил я веским тоном.
Он ответил мне многозначительной усмешкой, так что я действительно сломал ему пальцы. Я смел надеяться, что последующие мои приказы будут услышаны с надлежащим вниманием, и допрос не превратится в ярмарочный балаган.
– Осмотрите его, господин доктор, и вправьте ему суставы, если потребуется, – приказал я Киршу.
Я посмотрел на скорчившегося на земле стражника, прижимающего к груди свою руку.
– И такие люди хотят служить городу. – Я покачал головой. – В прежние времена этот парень только поплевал бы на руки, сам себе вправил суставы и вернулся к службе. Эх! – Я махнул рукой.
– А ты, головорез, – я обратил взгляд на второго охранника, – подойди к верёвке и возьмитесь за её конец. Когда я отдам приказ, начинай тянуть. Но потихоньку, ясно?