Тем временем рассвело, и лучи солнца, просачивающиеся сквозь деревья, окрасили в нежно-розовый цвет белый снег.
И услышали они вдруг тонкий голосок: «Уа-уа».
— Старик, что это? Чей-то голос.
— Ну да, кто-то плачет.
Поспешила старуха вперёд на своих слабых ногах.
— Осторожно, старуха, смотри не свались! — крикнул старик.
А старуха кричит:
— Тут родник, а рядом лежит что-то!
Бросились старик со старухой сломя голову к роднику, и вскричала старуха:
— Старик! Да тут дитя лежит!
И был тот младенец завёрнут в полотно, сотканное из лозы глицинии и нитей льна. Лежит себе в снегу, в лучах утреннего солнца, смотрит чёрными глазами, не плачет, не мёрзнет, только разговаривает сам с собой:
— Уа-уа!
— Какой же ты славный! Какой ты милый, — сказала старуха и подняла младенца.
И снова упал тут древесный листок.
— Ой! Юдзуриха!
— Значит, вот он, подарок деда с белой бородой. — Деда — Новый год!
Опустились старик со старухой на снег, сложили руки в молитве.
Однако подарил им Дед — Новый год и ещё кое-что.
Выпил старик глоток воды из родника у Гремучей горы, и распрямилась его согбенная спина. Выпила старуха глоток воды, и разгладились её морщины. Стали они оба молодыми.
Вернулись в деревню, а там переполох поднялся. Кое-кто побежал родник искать, да не нашёл. И стали поговаривать в деревне, что всё это, мол, проделки чудищ с Гремучей горы. Но старик со старухой никого не стали слушать, воспитанием сына занялись. Имя дали ему Таро.
Рос Таро в доме помолодевших старика и старухи, называл их отцом, матерью.
С малых лет больше всего любил он коней, не расставался с Куро ни на минуту: то на спину заберётся, то под живот залезет, то за гриву уцепится. А захочет спать, тут же и заснёт подле коня.