Я повернулась к нему, едва не врезавшись носом в подбородок, но Ирэш вовремя отклонился.
— Все хорошо? Пришла в себя?
— Все хорошо? — переспросила я, нервно хихикнув. — Понятия не имею. Я вообще ничего не понимаю!
— Ты не замечала в детстве ничего странного? — спросил Ирэш, не сводя с меня сосредоточенного взгляда.
— Например?
— Например, зиму посреди лета, — предположил Ришел.
— Нет. Такого точно не было. А что, ледяные демоны могут устроить зиму посреди лета?
— Без проблем.
— Лайла, сосредоточься, — потребовал Ирэш. — И скажи. Как к тебе относились твои родители? Вернее, те люди, которые тебя воспитывали.
— Ну… они меня не любили. Иногда казалось, что ненавидели.
— Они знали о метке собственности? Когда ты ее получила?
— О! Я знаю, что нужно сделать. — Ришел внезапно исчез в красном дымке, но мы с Ирэшем не обратили на это внимания.
— Конечно, они знали о метке. Они меня продали.
— Расскажи, Лайла. Расскажи, как это было.
— Но при чем здесь метка?
— А ты еще не догадалась?
— Думаешь… — у меня внезапно пропал голос, — все это было подстроено? Заиран знал, что я полукровка? Но… об этом никто не знал! Даже родители. Я уверена, они не знали.
И тут объявился Ришел. Да не один. Он… он притащил моих родителей! Именно притащил! А когда отпустил, они тут же рухнули перед нами на колени. Я потрясенно прижалась к Ирэшу, не зная, куда деться.
— Зачем ты это сделал? — мрачно спросил Ирэш.
— Ну как же? Заирана пока допросить не получится, будем допрашивать этих. Они явно больше Лайлы знают.
От звука моего имени оба вздрогнули, подняли головы и широко раскрытыми глазами посмотрели на меня. На их лицах сквозь страх проступило узнавание, а затем — удивление. Я тоже потрясенно смотрела на этих людей. Тех, кого считала родителями. Тех, кто не любил меня. За все годы ни одного теплого слова, никакой поддержки. Не били, и на том спасибо. Но пинки все же были. Легкие, небрежные. Как и все их отношение ко мне.
Я смотрела и не могла отвести от них взгляда. Как же они изменились. За шесть лет в академии я выросла, из девчонки превратилась в девушку. А они постарели. Сморщились, как будто высохли и посерели. Грязная, рваная одежда — лохмотья. И на лицах отпечаток какой-то безнадеги. Наверное, им очень тяжело приходилось все это время. Не понимаю только, почему. Ведь были же другие дети, любимые, о которых родители заботились и которые теперь должны заботиться о них. А еще были деньги, которые они получили за меня.