— Я болен, — отвечал он, когда его спрашивали, в чем дело.
Но болезнь проявлялась только тогда, когда надо было работать на станке, когда же подходило время есть, ее признаков не было заметно.
Бонгши был несколько задет. Он сказал себе: «Ладно, больше я никогда его не попрошу работать», но тем не менее сердился и нервничал.
Как раз в тот год вследствие движения «свадеши» и бойкота иностранных товаров цены и спрос на ткани ручной выделки чрезвычайно возросли. Почти все ткачи, давно уже оставившие станок, вернулись к своему прежнему ремеслу. Ткацкие челноки, как волшебные крысы, впряженные в колесницу бога Ганеши, день и ночь неутомимо сновали в домах бенгальских ткачей, помогая исполнению заветных желаний.
Бонгши волновался, когда станок хоть на минуту прекращал свою работу.
Если бы Рошик сейчас помогал ему, они получили бы двухлетнюю прибыль за полгода. Но Рошик не помогал, и больной Бонгши работал, напрягаясь изо всех сил.
Рошика почти никогда не было дома. Но вот однажды, под вечер, когда руки уже отказывались работать, а спина ныла от усталости, Бонгши услышал знакомую мелодию. Он прислушался и приостановил работу, которая к этому времени из-за его ошибок превратилась в бесполезную трату времени.
Рошик уже некоторое время совсем не прикасался к фисгармонии. Раньше Бонгши радовался и гордился, когда слышал, как Рошик играет на этом инструменте, сегодня же звуки музыки оказали на Бонгши совсем другое действие. Он оставил станок, вышел во двор и увидел, что Рошик играет для какого-то совершенно незнакомого человека. Усталый, измученный работой и лихорадкой, Бонгши заплакал и наговорил брату резкостей, не стесняясь в выражениях.
— И крошки хлеба не возьму я теперь у тебя! — ответил ему Рошик.
— Нечего зря хвастаться, я прекрасно вижу, на что ты способен! Ты можешь только подражать знатным господам, играя на музыкальных инструментах, и разыгрывать из себя наваба. Нельзя так, Рошик! — сказал Бонгши и ушел в дом.
Не в силах работать, он лег на циновку.
Рошик привел гостя не для того, чтобы развлекать его игрой на фисгармонии. Он хотел поступить на работу в бродячий цирк, приехавший в Тханагор, и, чтобы познакомить одного из членов труппы со своими талантами, проигрывал один за другим все известные ему мотивы. В этот момент и появился старший брат.
До этого дня Бонгши никогда не упрекал брата так сурово. Он сам не понимал, как мог выговорить такие жестокие слова, — ему казалось, будто их произнес не он, а кто-то другой.
После тех горьких упреков, которыми он наградил брата, Бонгши больше не считал возможным хранить накопленные деньги. Он разозлился на эти деньги, вынудившие его пойти на такое неслыханное дело и не давшие ему никакого счастья. Он думал только о том, как дорог ему Рошик. Отчетливо всплывали воспоминания…
Вот малыш тщетно пытается выговорить слово «дада»; вот он хватает своими шаловливыми ручками нитку на станке, и никак его не отучишь от этого; вот брат раскрывает объятия, и Рошик срывается с чьих-то чужих колен, бежит к нему и прижимается к груди брата, тянет его за спутанные волосы, пытается поймать его нос своим беззубым ротиком…
Сердце Бонгши охватила жгучая боль. Он больше не мог лежать. Ласково окликнул он Рошика. Никто не ответил. Тогда он, охваченный ознобом, кое-как встал с циновки и увидел одинокого Рошика, сидевшего в темноте рядом с фисгармонией. Бонгши отвязал от пояса длинный и узкий, как змея, кошель и сдавленным голосом сказал:
— Бери, брат. Все эти деньги я копил для тебя — я хотел привести в дом невесту для тебя. Но я не могу делать это ценой твоих слез — я слишком слаб, мой братик, мой Кришна… Купи себе велосипед или все, что захочешь.
Рошик вскочил и сдавленным голосом поклялся брату, что никогда не притронется к его деньгам.
— Мне нужен велосипед и нужна жена, но я все сделаю на свои деньги, твои мне не нужны! — крикнул он и убежал, не дожидаясь ответа.
После этого между братьями не могло быть никаких разговоров о деньгах, да и вообще никаких разговоров.
Гопал, самый верный из поклонников Рошика, теперь в обиде на него и держится на расстоянии. Он больше не зовет Рошика на рыбную ловлю и отправляется туда один. А о Шойробхе и говорить нечего. Она в ссоре с Рошиком — в ссоре на всю жизнь! Только ей никак не представляется возможность дать ему понять, как ужасно он ее обидел, и поэтому на глаза Шойробхи иногда навертываются непрошеные слезы.
Однажды в полдень Рошик зашел к Гопалу домой, дружески подергал его за уши и пощекотал. Гопал сперва сопротивлялся и даже пытался драться, но быстро сдался, и через минуту оба друга уже вели веселый разговор.