Вот и Борга надела новый наряд, и глаза-то у нее горели интересом: столько незнакомого люда вокруг. Она щебетала без умолку, рассказывая, кажется, все и обо всех. Асвейг только кивала и слушала, даже не пытаясь запомнить кучи имен, которые с легкостью умещались в голове подруги. А той все было в радость: она всерьез надеялась на этом тинге встретить того, за кого замуж после выйдет. Уж и возраст подошел. Сама она рода незнатного, а потому нечего ей о знатном женихе переживать. Хорошо бы работящий попался, с умом, да наружностью приятный. А лучше того и наследством не обделенный да побывавший хоть в одном походе. Так она и рассуждала, поглядывая по сторонам, а на тоскливый вид Асвейг и внимания не обращала. Она давно уж посмеивалась над тем, как та любой мысли о замужестве чурается. И никто-то ей не нужен. Сидела бы целыми днями со старой Рунвид да пряжу перебирала, слушая ее небылицы.
Чем именно занимаются они с колдуньей, живущей на окраине Гокстада, Асвейг предпочитала не рассказывать никому А то неодобрения знакомых не избежать. Смутно чуяла она в душе, что к хорошему болтовня ее не приведет, слоено однажды уже довелось ей познать силу людского гнева, вызванного страхом перед тем, в чем мало кто разумел. Только все позабыла вместе со всей жизнью до того, как оказалась в Гокстаде.
Поэтому Асвейг терпела беззлобные подначивания Борги. И втайне надеялась, что однажды познает себя и СВОИ СИЛЫ лучше, чем теперь.
Они с подругой прошли между ремесленных рядов, куда еще доносился запах рыбы с пристани, свернули к торговым, шумным и многолюдным. Здесь продавали дорогие заморские ткани из тонкого хлопка. На прилавках переливались в солнечных лучах самоцветные и дорогие — стеклянные — бусы. Борга позабыла, о чем говорила только что, и сразу остановилась у одного из прилавков, улыбаясь торговцу. Тот приглашающим жестом указал на украшения. Девушка принялась разглядывать одно за другим, поднимая их на ладони. Асвейг приготовилась задержаться здесь. Это надолго.
Немного помолчав, перебирая товары, Борга вновь спохватилась, словно вспомнила что-то, о чем давно хотела рассказать.
— Говорят, нынче приехал на тинг Радвальд Белая Кость, конунг из Скодубрюнне, — не отвлекаясь от изучения украшений, пробормотала она. И добавила многозначительно: — С сыновьями. А их у него немало.
— И что же с того? — Асвейг тоже взяла с прилавка нитку бус, нежно-голубых с редкими вкраплениями ярко-красного цвета, точно капли крови на льду.
И тут же вспомнила о нескольких марках серебра, что лежали у нее в поясном кошеле. Деньги немалые, собранные понемногу за несколько лун: может, и можно потратить часть себе на радость?
Подруга, покосившись на нее, дернула плечом.
— Да может, ничего особенного. Кроме того, что из них некоторые не женаты. А еще, говорят, среди них есть один очень уж приметный. Его родила рабыня, а конунг признавать до сих пор прилюдно не хочет. Но при себе держит. А тот служит его охранителем. И судачат, мол, одним своим видом кого угодно напугает. Уродливый больно…
Она приложила зеленые бусы себе на грудь и хитро прищурилась, когда торговец причмокнул губами в знак того, что украшение дивно ей идет. Да и не лгал он ничуть, не лукавил: оно прекрасно подходило к золотисто-русым волосам Борги, бросало особый оттенок в серые глаза. Но, правду сказать, на такую богатую грудь хоть простую веревку повесь, она будет смотреться всем на зависть.
Асвейг вздохнула:
— Наверняка, те, кто о том судачат, сами его и не встречали ни разу, — и отложила приглянувшиеся бусы. Ну их, деньги на другое пригодятся.
— Да конунг его и не скрывает, в подполе не прячет. Уж, знать, есть те, кто встречал… Еще слышала такое, — понизив голос, добавила Борга, чуть краснея, — мол, даже невольницы ревом ревут, те, которым в его постели довелось побывать. Мучает их да бьет.
Асвейг закатила глаза. Ох уж эти людские кривотолки. Напридумывают много, а правды в том — и горсть и не наберется. К тому же слушать про незнакомого воина, пусть даже небылицы о нем ходят самые страшные, неинтересно. Пустое это все.
Торговец вдруг перестал зазывно улыбаться Борге и поднял взгляд на кого-то, кто подошел к Асвейг со спины.
— Вы бы, девицы, поостереглись сплетни носить, не знаючи правды, — грянул зычный голос.
Подруга едва не выронила дорогое украшение. Они вместе обернулись. Высокий молодой воин, разглядывая их, сложил руки на груди и усмехнулся, сверкая насмешкой в голубых глазах. Пробежавший среди навесов юркий ветерок тронул его светло-русые, выгоревшие прядями почти добела волосы. Губы мужчины, обрамленные короткой бородой, сильнее растянулись в улыбке, когда Борга, окинув его взглядом, горделиво выпрямила спину и чуть склонила голову набок, приготовившись кокетничать. А воин и правда был красив, лишь недавно сломанный нос придавал толику неправильности его точеному лицу. Слегка выцветшая до бурого цвета рубаха обрисовывала могучую грудь и плечи. На поясе висело и оружие: знать, для красоты и солидности, потому как на тинге запрещены любые кровавые стычки. Только поединки для развлечения.
— А ты хочешь сказать, лучше знаешь, как тот сын выглядит? — ласковым голосом пропела Борга, откладывая в сторону бусы, к которым тут же потеряла всякий интерес.
Воин хмыкнул, но ответить не успел, как его окликнули:
— Эйнар!
Он обернулся, подозвал кого-то взмахом руки. И в следующий миг к нему подошел другой муж, от вида которого аж внутри похолодело: такого в толпе увидишь — вовек не забудешь. Если Эйнар выглядел внушительно, то его знакомец казался еще более огромным. Словно высеченный из скалы етун**. Черные волосы, выбритые по бокам, были сплетены в несколько мелких кос и стянуты на затылке. Такая же темная борода и усы почти скрывали твердо сжатые губы, а серо-голубые глаза, словно прищуренные в вечном подозрении, не добавляли его суровому лицу приветливости. И между бровей его как будто навечно залегла сердитая складка. Воин отряхнул плечо от налипших сухих стебельков: видно зацепил проезжающую мимо телегу с соломой — и недобро посмотрел на товарища.