Не закончив трапезы, люди потянулись во двор. Уже стемнело, и небо, освободившись от туч, искрилось россыпью звезд. Чернели изгибы холмов на его фоне, и ветер доносил до слуха едва слышный голос моря.
Вельва взошла на помост, а все собравшиеся женщины встали вокруг нее. Некоторые растерянно переглядывались, не зная, что им делать, ведь никому из них неведомы обрядовые песни прорицательниц.
Рунвид опустилась в кресло, оперлась на посох, с которым как будто никогда не расставалась. Сегодня она выглядела иначе, чем при первой встрече. Волосы ее, до того собранные от висков, сегодня свободно падали на плечи, лицо словно чуть осунулось, залегли тени в морщинках у губ и вокруг глаз. И взгляд стал тяжелым и цепким.
Она опустила голову, будто что-то под ногами ее заинтересовало. Люди невольно подтянулись ближе; сомкнули кольцо и женщины, ожидая, что же будет дальше. Показалось, вельва посидела так, не шевелясь, долго, а после начала петь.
Никогда бы Ингольв не подумал, что она умеет так… Ее голос оказался низким и сильным, похожим, скорее, на мужской. Он плавно покачивался, точно волна. Накатывал и отступал, становясь тише. Некоторых слов было не разобрать, но удивительно: женщины, прислушавшись, начали ей подпевать. И так у них вышло складно, будто они делали это не в первый раз. Инголье посмотрел на Мерд: она закрыла глаза, будто вся обратилась в слух, и в точности повторяла все, что произносила Рунвид. Уж кто бы мог подумать, что и ее проймет.
Мужчины притихли совсем, завороженные зрелищем и звуком женских голосов, что сплетались воедино и струились, как водопад по склону горы. И в груди от этого что-то мелко вздрагивало, а по спине проносился озноб.
Вельва смолкла резко, и снова опустила голову. Замолчали и женщины, замерли, слоено приходя в себя.
— Теперь я готова, — изменившимся голосом проговорила Рунвид и подняла взгляд на конунга. — И, если позволишь, я хотела бы начать с твоего сына, Ингольва.
— Как тебе будет угодно, почтенная, — на удивление смиренно наклонил голову Радвальд, хоть эта честь и должна была принадлежать ему.
Мужи вокруг начали нетерпеливо переговариваться, видно, не понимая, почему именно Ингольву оказана милость первому говорить с вельвой. Не обращая внимания на колкие взгляды, он взошел на помост и опустился перед Рунвид на колено.
— Позволишь мне узнать мою судьбу?
Та медленно положила ладонь ему на голову, чуть сжала пальцы. Помолчала, будто читала его мысли.
— Да, я могу сказать тебе многое. У тебя много дорог, и выбирать придется самому. Каждая из них приведет тебя к разному исходу. Есть среди них и хорошие, и плохие. Но одно я знаю точно, Инголье Радвальдссон. В походе, который вы задумали с конунгом, ты умрешь. Хочешь ли ты слушать дальше?
Он всего несколько мгновений слушал звон в ушах, за которым пропали все звуки. А после вновь поднял взгляд на вельву: она смотрела неподвижно на него и будто бы мимо.
— Да, я хочу услышать все, если после вести о моей смерти, тебе еще есть, что сказать.
— Есть, — прорицательница отрешенно усмехнулась. — Еще в этом походе, кроме своей смерти, ты встретишь друга, который пройдет с тобой через многое. Если проявишь терпение и сможешь унять гнев. А после друга потеряешь, потому что он очернит то, что тебе дорого. Ты станешь никем и станешь великим. Потеряешь все и обретешь гораздо большее. Ты создашь новую жизнь, но уничтожишь бесчисленное их множество. Ты еще хочешь слушать?
Ингольв встал. Ладонь Бельвы соскользнула с его темени, а та так и осталась сидеть с опущенной головой. Словно СВОЯ собственная воля уже не могла управлять ее телом.
— Но как я смогу все это совершить, если погибну через несколько дней?
— Смерть — это не конец, — глухо проговорила Рунвид. — Ты воин и должен верить в это.
Прорицательница вдруг гулко ударила посохом о бревна. Многие в собравшейся вокруг толпе вздрогнули. Больше вельва ему ничего не скажет. А что сказано — понимай, как хочешь. Ингольв е глубокой задумчивости спустился с помоста, уступая место отцу, хоть тому и полагалось идти к Рунвид первой. Он тоже замер перед ней на одном колене, а прорицательница заговорила с ним так же размеренно и бесцветно. Ничего не отражалось на ее лице, а потому непонятно было, хорошие или дурные вести ждут Радвальда.
А за ним потянулись и остальные. Редко кто после разговора с Рунвид оставался доволен. Скорее, своими словами она всех озадачила, ничего не сказав напрямую.
Разошлись все только глубокой ночью. Ингольв подумал, что спать уже можно и не ложиться: скоро все равно вставать и идти к пристани. Последний раз перед отплытием проверить, все ли в порядке на драккаре, где предстоит плыть под предводительством ярла Сигфаста Ноздря. Свирепого воина, сражаться бок о бок с которым для любого — честь. Даже для сына конунга.