Не исчезай… Забудь про третью тень.
В любви есть только двое. Третьих нету.
Чисты мы будем оба в Судный день,
когда нас трубы призовут к ответу.
Не исчезай… Мы искупили грех.
Мы оба неподсудны, невозбранны.
Достойны мы с тобой прощенья тех,
кому невольно причинили раны.
Не исчезай. Дай мне свою ладонь.
На ней написан я — я в это верю.
Тем и страшна последняя любовь,
что это не любовь, а страх потери.
Я сбежала из квартиры очень быстро под подозрительным взглядом Ярослава. Туфли не высохли за ночь, и я шла, морщась от того, что в них будто хлюпало.
Хорошо на работе была сменка — кроссовки не офисный стиль, но мне было абсолютно все равно. Мне вообще было все равно. Я не могла думать, не могла дышать нормально. Лара писала, с вопросом что и как? А что мне ей было ответить, что я мало того, что спала с ее мужем, так еще и ее бизнес гроблю.
— Злат, ты в порядке? — Людмила, заглянувшая в мой кабинет, удивленно взирала на меня с порога. — Я тут уже пять минут стою, а ты в ступоре пребываешь.
— Да, я… Все хорошо.
— Ну смотри, а то я могу Столова сама отпустить, если болеешь, так лучше дома день отлежись.
— А что так можно? — удивленно вскинула я голову.
— А ты что на больничном не была ни разу? Шеф вроде не запрещал, — усмехнулась Люда. Но как-то улыбка ее быстренько померкла.
Нет… Ни разу…Не была… Только, когда мама…
— Если босс решила взяться за патентное право, то его можно и дома позвучать. Езжай, а то мне на тебя смотреть страшно. Может у тебя Эбола какая-нибудь…
Когда я прикатила средь бела дня домой, мама поначалу испугалась, а потом… она была умной женщиной, налила мне огромную чашку сладкого чая, положила шарлотку на синее блюдечко, а сама ушла с Сашкой гулять. А я сидела и ревела, глотала слезы вместе с воздушным тестом и пропеченными яблоками с корицей.