В дверь кабинета тем временем без стука и приличествующих слов вошел длинный патлатый парень в синем халате с надорванным карманом, из которого торчала отвертка, заговорил на ходу, протягивая Курдюмову какую-то бумагу.
— Этих деталей, Геннадий Сергеич, на складе нет. Пусть они сами достают, я им не обязан…
— Уйди! — негромко, но грубо пресек его Курдюмов. — Занят. Не видишь?
Парень на полшаге остановился, перепуганно покосился на Тамару, а через секунду его как ветром сдуло — директор, видать, с подчиненными не цацкался. «Что же вы так жену-то распустили? С ними вы вон какой», — мысленно укорила Тамара Курдюмова, который смотрел на нее уже и раздраженно, и недоверчиво.
— Вы жена нашего уволенного шофера? — быстро спросил Курдюмов и, казалось, очень хотел, чтобы ему ответили утвердительно.
— Нет, — покачала головой Тамара и замолчала. У нее было ощущение, что придется говорить ему о смерти близкого родственника… — Я приехала из-за вашей жены, — наконец сказала она.
— Что с ней? — встрепенулся Курдюмов.
— Нет, вы не беспокойтесь, с ней ничего, все в порядке, — поспешно ответила Тамара, но споткнулась: — Вернее, я не так сказала… — Она опять помедлила. — Она у вас очень хорошая, наверно. Красивая, видная… Но, видите ли…
— Да чего вы быка за хвост тянете? — поторопил Курдюмов.
— Мне бы хотелось, чтобы она перестала учиться в университете.
— Что? С чего это вдруг?
— Я не против ее учебы вообще. Мне бы не хотелось, чтобы она училась в том университете, где преподает мой муж.
После этих слов в кабинете как-то враз ощутилась духота, почувствовался кисловатый запах припоя. Курдюмов сидел неподвижно, взгляд его шатался по столу. Может быть, Курдюмов что-то искал, хотел на чем-то сосредоточиться.
— Как это понимать? — вдруг выкрикнул он. — Что за намеки?
Тамара вздохнула, виновато склонила голову:
— Я хочу повторить только одно… Вы поймите меня правильно… У вас семья, ребенок… Я не хочу, чтобы мой муж мог помешать вам… И не хочу, чтобы ваша жена мешала мне… — прерывисто говорила Тамара.
Ей было жаль себя, очень жаль себя, униженную, обманутую мужем, с которым и жила-то еще не более полугода, но уже через минуту разговора ей стало еще более жаль того, кому открывала глаза…
Курдюмов уже не выглядел ни полнотелым, ни самовластным. Он скоро сдал, осунулся: вылиняла румяность с лица, толстая шея одрябла, стыдливо сузились и впали глаза — его как будто проткнули и выпустили из него и здоровье, и гонор.
— У них что-то серьезное? — тихо, стыдливо спросил Курдюмов.
У Тамары хватило разума и снисхождения к этому человеку, вернее, она вспомнила того малыша, толстощекого Кирилла, сына Курдюмовых, и пожалела его:
— Думаю, что нет… Если бы у них что-то было серьезное, я бы не приехала предупредить… — И вдруг добавила для утвердительности: — Я бы ушла от него…
— Понятно, — тяжело шепнул Курдюмов.